Александр Шубин - Ведьмино кольцо. Советский Союз XXI века

— Вообще-то в Европе это называется киднепинг.

— При чем здесь киднепинг! Я что тебе, ребенок?

— Конечно, ребенок. По европейским законам совершеннолетие наступает с пятнадцати лет, а по нашим и того позднее. Так что нужно разрешение родителей.

Собеседница надула губы:

— Можешь не волноваться. Предки дали мне карт-бланш на Европу. Сюда я приехала в полном одиночестве.

— В одиночестве имеешь право. Но я не могу взять тебя в свою машину без разрешения каких-нибудь взрослых. У тебя же здесь родственники. Я должен с ними поговорить, и тогда могу поработать гидом в Риме.

— Зануда. Где твой автолет? Поехали.

Родственники — Игорь и Аграфена — оказались приятной молодой четой, работавшей в питерском филиале Корпорации Инноваций. Им нравился Турин — итальянский аналог Питера, но более спокойный и расположенный среди гор (Игорь был альпинистом). В Союзе они не были уже два года. Хотя работали в Питере, но даже не знали в лицо координатора креативного коллектива, которому каждый день слали эскизы по Сети. Гостям с Родины они всегда радовались. Никаких возражений против Маришиного путешествия в Рим у них не было, тем более что Артем предъявил документ, удостоверяющий его личность.

Вечером за чаем Игорь заговорил о политике. Нападут ли исламисты на Европу, войдет ли Питер в Российскую империю. Артем реагировал вяло, ссылаясь на то, что далек от политических проблем.

— Напрасно. Интереснейшая вещь политика. Вы ведь, Артем, тоже постоянно занимаетесь политикой...

Артем чуть не поперхнулся чаем — откуда Игорь знает?

— ...Каждый человек в той или иной степени занимается политикой. Только в малой группе. Вы же достигаете каких-то целей, входите в какой-то коллектив, какие-то союзы, у вас наверняка есть противники, и вы прилагаете усилия, чтобы их нейтрализовать. Рекламируете себя и свои проекты.

— Но это не столько политика, сколько психология.

— Психология достижения цели — это и есть политика.

— Почему бы нет.

— Но интереснее заниматься политикой в мировом масштабе. Размах. Вот наш рекламный коллектив Корпорации Инноваций воздействует на умы по всему свету. Мы начали с того, что продвигали дирижабли. Сейчас вы все пользуетесь автолетами, в основе которых тот же дирижабль. То, что Россия первая стала производить автолеты в массовом масштабе, вытянуло ее экономику.

— Ну, не только это. А строительство научных поселков? А перевод энергетики на альтернативные источники?

— И это, конечно, но в дирижаблях была «фишка». Все остальное было и у других. Но Европа молилась на свои отличные дороги, Россия не могла выстроить свою инфраструктуру. А мы сделали дороги ненужными. В любую точку вы теперь можете добраться практически по прямой и гораздо безопасней. Понимаете, нужен неожиданный, нестандартный ход. А теперь мы противостоим исламизму. Не церковники, философы и военные, а мы. Это — битва за умы на уровне образов, видеоряда. И тут мы тоже готовим им «фишку». Все закачаются.

Игорь не стал конкретизировать. Он подумал о чем-то своем и молвил:

— А вообще-то вся нынешняя политика манипулируется сетевой организацией мистиков, цели которых вообще непонятны.

Тут уже Артем поперхнулся по-настоящему, так, что Марина принялась стучать по его спине и давать советы, как продышаться. А Артем судорожно соображал, не проиграл ли всю партию, неосторожно представившись первому встречному.

— Извините, не в то горло попало. Что это еще за мистический орден? Не масоны ли?

— Да какие нынче масоны. Это позапрошлый век. Что-то общее есть, наверное, но корни явно иные. Судя по всему, их не волнует ни национальный вопрос, ни государственная власть, ни просвещение. Их душа человеческая интересует, мир идей и верований.

— А вы откуда знаете?

— Слежу за новостями. Анализирую, так сказать, реальность. Впрочем, успокойтесь. Вы-то их вряд ли интересуете. Пока вы не пытаетесь влиять на умы миллионов, вы вне этой игры.

— Ну и слава Богу.

У Артема запищал коммуникатор в часах. На циферблате высветилось: «Получила твое сообщение. Буду на Ватиканской площади завтра в три. Ольга».

Это писала не она. Уж он-то знал ее стиль. Сработало.

20 июля.

Град. Тверская земля.

Отец Фома.

«Центром познания являешься ты. Ты существуешь. Существует то, что воздействует на тебя. На других оно воздействует иначе. Значит, для других и существует оно иначе. Люди уподобляются наркоманам, которые ходят рядом и не видят друг друга, занятые собственными грезами. Но как же они согласуют свои действия, противоборствуют, сотрудничают, добиваются достижения целей? Общество навязывало им систему координат — близкие картины мира. Это — форма сознания. И форма господства общества над личностью. Но, освободившись от него, мы попадаем в отчужденный мир без резонанса духовных вибраций, где каждый идет своей тропой за своим миражем».

Строки было трудно разглядеть. Генератор изображения с трудом пробивался сквозь плотную атмосферу парилки.

— Все верно. И поэтому скучно, — вяло отреагировал отец Фома, растирая мокрую от пота ногу.

— Что же. Раз тема для тебя не нова, предложи выход, — Володимир хитро, «по-ленински», как шутили в Граде, прищурился и не сводил глаз с собеседника, рассчитывая выловить что-нибудь из смены выражений на лице. Фома был опытным собеседником, его полноватое лицо выражало только бесконечное удовольствие от жаркой парилки и приятной компании:

— Ответ один: любовь.

— Нет, нет, это отговорка. Надо сказать, характерная для священника, — подала с полки голос жена Володимира Наталья. — Любовь — понятие растяжимое. И потом она-то — самый очевидный мираж. Ты кого-то любишь, рисуешь себе картины из мультфильма, а он, в свою очередь, из фильма ужасов. Потом все это не сходится, и получается черт знает что.

— Я бы попросил, Наташенька, не поминать к вечеру нечистого.

— Ах, извини. Но как же с миражами?

— Настоящая любовь не мираж. Ибо взаимна. Потому что жертвенна. Ты жертвуешь своим мифом...

— ...ради мифа другого. Миф на миф. Баш на баш. Веру на веру.

— Нет, Наташ, — снова взял слово Володимир. Именно взял слово, как он всегда и делал, так, чтобы никому не пришло в голову его перебивать, — миф и вера — не одно и то же.

— Разница?

— Это к Фоме. Он у нас — Фома верующий.

Фома думал отвечать, но тут лицо Володимира застыло, глаза остекленели. Поза свидетельствовала о том, что гуру «отошел». В этот момент он более всего напоминал бородатую статую Будды или фигурку нэцкэ.

— Надолго сейчас?

— Трудно сказать, думаю, минут на пять. Все-таки гость в парилке. Дольше мы не выдержим. Тут он и вернется. Парку поддать?