Джеймс Гарднер - Час Предназначения

Дорр вытащила нож и ударила. Боннаккут стоял к ней спиной; он умер, даже не заметив ее.

– А потом она убежала. – Зефрам покачал головой. – Она крикнула нам: «Будьте счастливы!» и убежала в лес. Я думал, что она просто уйдет из поселка на Юг или куда-нибудь еще. Но, видимо, она решила сочинить правдоподобную историю, чтобы защитить меня от подозрений. – Он опять покачал головой. – Я никогда ее не понимал, Фуллин. По-настоящему – никогда. Не знаю, почему она была со мной, и точно так же не знаю, почему она ушла. – Он опустил голову и закрыл лицо руками.

Как утешить отца?

Погладить по плечу? Пробормотать несколько сочувственных слов? Обнять его, чтобы он перестал плакать?

Из всех людей во вселенной отец – единственный, кого нельзя трогать, пока он сам не справится со своим горем.

Я прислонился к кухонному шкафу, не зная, куда девать руки.

Наконец он снова заговорил, почти шепотом:

– Жаль, что Дорр убежала – если бы мы все просто пошли прямо на площадь и заявили, что она убила Боннаккута, защищая Стек и меня, возможно, что Отец Прах и Мать Пыль объявили бы убийство законным. Возможно, стала бы известна правда про Дорр и меня, так же как и о том, что Дорр и Стек – нейты. Не знаю. В отсутствие Дорр Стек и я не могли решать за нее. Мы просто попытались запутать следы, чтобы никто не сумел составить истинную картину. Стек еще несколько раз ударила Боннаккута ножом в живот. Я забрал его пистолет…

– Что ты с ним сделал? – спросил я.

– Он здесь. В погребе.

– Тебе нужно от него избавиться.

– Я знаю. Сегодня ночью я выброшу его в озеро.

– А если кто-то тебя увидит? Что, если Рашид узнает о ваших прежних отношениях с Дорр и придет обыскать дом?

– Как он может узнать?

– Хакур знает, что вы с Дорр были любовниками, – сказал я. – Значит, об этом известно и Лите. Может быть, и кому-то еще. Если Лучезарный пройдется по поселку во время сегодняшнего праздника, начнет расспрашивать народ…

– Так что мне в таком случае делать?

– Дай мне пистолет. Я от него избавлюсь.

Он посмотрел на меня покрасневшими глазами.

– Ты ведь не оставишь его себе, правда, Фуллин?

– Нет, – ответил я, – и я не собираюсь ни в кого стрелять, если это тебя беспокоит. Просто дай пистолет.

С трудом выбравшись из кресла, он зашаркал по направлению к погребу. Убедившись, что Зефрам вполне держится на ногах, я поспешил в свою комнату в задней части дома. Там на кровати лежала моя Куриная шкатулка.

Я уже упоминал о том, что все, кто отправляется в Гнездовье, берут с собой куриную лапку, символизирующую Руку Патриарха. В последние годы, по мере того как поселок поддавался влиянию «материализма», среди родителей возникла мода дарить детям выкрашенные золотой краской шкатулки, напоминающие ту, где лежала подлинная Рука. Родители также заполняли шкатулку подарками, которых порой было так много, что куриной лапки среди них почти не было заметно. Считалось, что подарки отправляются в Гнездовье, чтобы их «благословили» боги, но на самом деле их просто выставляли напоказ, демонстрируя соседям свое богатство.

Моя шкатулка была набита безделушками, видимо, купленными на Юге. Я даже не смотрел на них, высыпая все на кровать и радуясь лишь тому, что сюда вполне поместится «беретта».

Когда Зефрам вернулся из погреба, я уже принес шкатулку и поставил ее на кухонный стол.

– Ты собираешься взять пистолет с собой в Гнездовье? – спросил он.

Я кивнул.

– Это мой дар.

По традиции каждый что-то оставлял в Гнездовье в дар богам. Обычно это был символ той половины личности, с которой ты расставался навсегда. Если ты выбирал женское Предназначение, то мог оставить свое копье, чтобы показать, что больше не будешь жить по мужским обычаям, или, если ты собирался стать мужчиной, то мог подарить несколько капель крови от последних месячных.

– Не знаю, что будет означать, если я подарю богам пистолет, но там он будет в большей безопасности, чем где-либо еще.

– И ты уверен, что никто не заглянет в шкатулку до того, как ты окажешься в Гнездовье?

– Людям, конечно, будет интересно, какие подарки ты мне купил, – ответил я, – но что-либо им показывать я не обязан.

– Что ж, в таком случае… – Он протянул мне пистолет обеими руками, словно тот был столь же тяжелым и драгоценным, как золото. Прошлой ночью я видел его лишь в звездном свете, сейчас же, когда лучи солнца падали прямо в окна кухни, оружие ярко блестело. Несколько мгновений мы молча смотрели на него, затем Зефрам вздохнул. – Я поставил его на предохранитель, так что случайно он не сработает. И проверь предохранитель еще раз, прежде чем вынешь пистолет из шкатулки. Показать тебе, как это делается?

– Я знаю про предохранитель, – ответил я. – Стек прошлой ночью объясняла Боннаккуту, и я тоже смотрел и слушал. Но откуда ты знаешь про пистолеты?

– Один мой друг-торговец был коллекционером. У него была почти сотня экземпляров огнестрельного оружия Древних, разных типов, но лишь два из них сохранились достаточно хорошо для того, чтобы из них можно было стрелять. Чего бы он только не отдал за пистолет вроде этого… – Отец покачал головой. – Но сейчас его, скорее всего, уже нет в живых. Прошло двадцать лет. Двадцать лет с тех пор, как я последний раз видел кого-то из своих знакомых с Юга.

Передо мной был смертельно уставший старик, жизнь в Тобер-Коуве наложила на него свой отпечаток. Казалось, будто в первую свою зиму в поселке он попал в снежную ловушку и с тех пор навсегда примерз к этому месту.

– Рашид и Стек уйдут через день-два. – Я сочувственно смотрел на него. – Может быть, хочешь отправиться на Юг вместе с ними?

– Стек сказала мне, что теперь она с… лордом.

– Ну и что! Зато тебе не придется опасаться бандитов, путешествуя с Лучезарным, и, возможно, ты просто сможешь немного отдохнуть.

– Я тебя знаю, Фуллин, – слабо улыбнулся он. – Ты просто хочешь побыть один в моем доме.

Я улыбнулся в ответ.

– Именно так. Не говоря уже о том, что ты заслужил отдых после того, как терпел мое общество в течение двадцати лет.

– Ну что ж. – Он окинул невидящим взглядом кухню. – Ну что ж… Если я решу отправиться на Юг, мне не нужны сопровождающие. Погружу вещи в фургон, запрягу лошадей – и тронусь в путь. Выберу только солнечный день, когда небо ясное, и к ночи буду уже далеко. – Он глубоко вздохнул. – Лучше всего – в день большого летнего праздника, когда фермеры не работают на полях, так что никто не увидит меня на дороге. Просто уеду, без лишних прощаний.

Он вопросительно посмотрел на меня.

– Конечно, – кивнул я. – Самое лучшее. Без лишних прощаний.

Мы немного посидели молча, затем отец осторожно поместил «беретту» в шкатулку на полотенце, чтобы оружие не скользило. Зефрам взял со стола куриную лапку, собираясь тоже положить ее в шкатулку, но я его остановил.