Андрей Круз - Земля лишних. Том 1

– Тебе хорошо со мной?

– Полагаешь, что об этом вообще стоит спрашивать?

– Стоит. Я должна знать. Всегда должна знать.

– Зачем?

– Чтобы не продолжать быть вместе, когда "хорошо" превратится хотя бы в "неплохо".

– Я не думаю, что такое может случиться.

Ответил я искренне

Закончив ужин, мы действительно пошли гулять к реке с Джеймсом и его девушкой. Девушка была миленькой шатенкой, очень болтливой, и часто и заразительно смеющейся. Симпатичная девушка, в общем. Вместе с очень болтливой, и часто и заразительно смеющейся Марией Пилар они составили прекрасную пару собеседниц. Набережной в Алабама Сити как таковой не было, но была улочка вдоль реки, вдоль которой высадили деревья и густые кусты. Внизу были многочисленные пристани, к которым были привязаны лодки и небольшие катера. На набережной работали несколько маленьких баров и пара ресторанчиков, где подавали местную речную рыбу и все остальное съедобное, что плавало и ныряло в Большой Реке. По набережной гуляли жители города, парами, семьями, компаниями, многие с детьми, подчас совсем маленькими, мирно спящими в колясках, или наоборот, наотрез мирно спать отказывающимися.

Мы зашли в маленький бар с террасой, закрытой с боков рыболовными сетями и чучелами каких то больших рыб на стенках. Там заказали по коктейлю "Алабама", состоявшему из рома, сахарного сиропа и сока крупных зеленых фруктов, по вкусом напоминавших что-то среднее между лимоном и земляникой с мятным оттенком, если такое вообще возможно.

Барменом был веселый живчик лет пятидесяти, который смешал все ингредиенты прямо в бокалах, предварительно растерев по ломтику этого самого фрукта в тростниковом сахаре деревянной лопаточкой в каждом из бокалов, насыпал кубиков льда, залив все соком и добавив ром. Затем он поставил все четыре высоких бокала перед нами на стойку, сказав, что если этот город обнищает совсем, то он будет последним из богатых - после восьми вечера в городе никто больше ничего не заказывает, кроме этой самой "Алабамы".

Я немного нарушил идиллию, спросив у Джеймса, когда пойдут какие либо конвои в сторону Аламо. Он сказал, что насчет попутных конвоев лучше осведомляться у диспетчеров на площадке, откуда конвои отходят, а он со своими "Ящерицами саванны" поведет небольшой конвой в Нью Рино послезавтра утром. Пойдут они по Дороге в сторону Аламо до развилки, потом свернут южнее, к слиянию Мормонской реки и Рио Гранде.

Я подумал, что в самом крайнем случае мы сможем пройти с их конвоем хотя бы часть пути. Слишком задерживаться нам было нельзя, все же боевая задача в любом случае остается боевой задачей.

Проснулся я оттого, что меня тормошили. Тормошила Мария Бонита, естественно. Тормошила, и требовала срочно куда то идти. Спросонок мне показалось, что случилось нечто экстренное, я, было, собрался дернуться к ружейной стойке, но туман в мозгу немного рассеялся, и я понял, что если бы Бонита будила меня по причине нападения неприятеля, уж наверняка она не валялась бы рядом в чем мать родила. Немного сосредоточившись, я понял, что меня отправляют к портье узнать адрес парикмахерского салона, потому, что "ты обещал". Я вообще просыпаюсь с трудом и в первые моменты могу быть не слишком деликатным, поэтому спросил, а почему бы не сделать это позже, или, скажем, ей самой, раз уж она проснулась. Мне сунули прямо в лицо ладонь с растопыренными пальцами, и резонно заявили, не может же она идти спрашивать с "такими ногтями". Я посмотрел на ногти - удлиненные, хоть и коротко обрезанные, покрытые темным лаком, гармонично завершающие тонкие изящные пальцы. На всякий случай согласился, чтобы не выглядеть полным идиотом, не способным отличить "Такие" ногти от "Не Таких". Кивнув, я попытался подняться с постели, но меня повалили обратно со словами:

– Стой, дурак! Не сразу же!

В конце концов, я все же встал с кровати и пошел бриться и вообще приводить себя в божеский вид. Мария Пилар одеванием себя не затруднила, а вытянулась поперек кровати во всем своем великолепии и с критическим видом рассматривала ногти, на кажой уке поочередно.

Придя в форму и достойный окружающего мира вид, я все же сходил в главное здание отеля. В холле отеля паковали сумки трое отъезжающих постояльцев, а за стойкой была очень элегантная пожилая леди, судя по безупречному виду - жена того самого джентльмена с палкой. Я решил, что по такому вопросу к ней даже лучше обратиться, поэтому изложил ей проблему Бониты. Я не ошибся. Леди рассказала, что в городе три салона, только претендующих на это название, и лишь четвертый, расположенный возле здания городской епископальной церкви, может удовлетворить запросы женщины. Женщины, Действительно Заботящейся О Своем Внешнем Виде. Она даже на карте города место отметила.

Впрочем, поразмыслив, она решила, что помогла недостаточно, и предложила организовать "appointment" для той "чудесной девочки", о которой столь похвально отзывался ее супруг. Я затруднился дать согласие, потому что не очень точно представлял, когда "чудесная девочка" прекратит рассматривать ногти и когда она будет готова встать с постели. Леди и тут разрешила мои сомнения, сказав, что она сама позвонит в номер, и все обсудит с Марией Пилар лично, чтобы я своим мужским непониманием не нарушал гармонию женского мира ухода за внешностью. На этом мы с леди и расстались.

Я вернулся в домик, дождался, когда Mi Carinosa договорит с уже дозвонившейся ей леди, потом сказал, что поеду на стоянку конвоев поговорить с диспетчером о возможных попутных маршрутах. А потом заеду на почту, отправить телеграмму о том, что патроны 9х18 особым спросом не пользуются, подразумевающую, что произошла задержка в дороге.

Мне ответили рассеянным кивком, но зато радостно сказали, что эта "милая пожилая леди" договорилась о визите в салон на 12 часов, и ей надо спешить. На часах было без двадцати одиннадцать, и я подумал, что если Мария Пилар приложит все усилия к тому, чтобы одеться, то она даже не слишком опоздает, тем более что до центра Алабама Сити минут пять езды.

Вообще в Марии Пилар Родригез меня поражало сочетание совершенно несовместимых в любом другом человеке вещей. Она одновременно была профессиональным агентом разведки и офицером, и когда она существовала в рамках обязанностей и выполняла то, что подразумевалось ее служебным долгом, она была собранна, пунктуальна и решительна. Если же давление служебных обязанностей сваливалось с ее плеч, Бонита превращалось в полную противоположность этой своей ипостаси. Она никуда не успевала вовремя, становилась взбалмошной и абсолютно нелогичной, а когда она смотрелась в зеркало, то любой агент враждебной державы мог спокойно зайти в комнату, и вынести оттуда все ценное и секретное, и Бонита даже не заметила бы его присутствия.