Пол Андерсон - Мы выбираем звезды

– Когда все будет более-менее в порядке, предлагаю устроить заседание вашего клуба, – проговорила девушка.

– Запихните меня в тело робота, я хотел бы поприсутствовать, – вмешался в разговор Гатри. – До сих пор помню несколько древних карточных игр, которым научился, когда был человеком.

«Когда был человеком». Какая боль таилась за этими тремя словами?

Возможно, никакой. Он добровольно согласился стать тем, кем стал, и, если захочет, может умереть в любой момент. Может ли?

– О чем задумалась, Дэвис? – вопрос Гатри прервал размышления Киры.

– Ни о чем, сэр. – Докатилась, подумалось ей. Веду себя как ненормальная. – Мне просто вспомнилась одна история, в которой вы участвовали, вот я и отвлеклась. – Пускай не совсем откровенно, но в общем и целом правдиво.

– «Вот розмарин, это для памятливости; возьмите, дружок, и помните. А это анютины глазки: это чтоб думать», – пробормотал он.

– «Гамлет»? [20]– удивилась Кира.

– Он самый, – отозвался Гатри, словно защищаясь. Или показалось? – Я вовсе не тот невежественный осел, каким меня считают. В свое время я много читал, причем на всякую модную муру не разменивался. Шекспир, Сервантес – они, конечно, староваты, но тем не менее вполне приемлемы; а вот Киплинг, Конрад, [21]Макдоналд, [22]Хайнлайн – бесчувственные реакционеры, или расисты, или женоненавистники, подойдет любое бранное словечко, лишь бы похлеще, – они писали о том, о чем и впрямь стоит писать.

«Интересно, – подумалось Кире, – что он вынес из книг?» Наверно, Ли должен знать.

Интуитивист зевнул и тут же извинился.

– Ничего страшного, – успокоил Гатри. – Ты ведь зеваешь не только потому, что устал от моей трепотни.

– Вы так здорово рассказываете, сэр! – вырвалось у Киры. – Не подумайте, что я насмехаюсь.

– Ладно, – согласился Гатри. – Но Боб прав. Что бы ни говорил мозг, порой надо слушаться тела. Чтобы вы завтра хоть на что-нибудь годились, вам обоим нужно отдохнуть.

– А вам, сэр?

– И мне. – Как именно он собирается провести ночь, Гатри уточнять не стал.

Какое-то время они продолжали разговаривать. В беседе все чаще возникали паузы, фразы становились все менее содержательными. Наконец Кира проявила инициативу.

– Bueno, лично я измотана до последней степени. – Она встала. – Пойду приму обещанный душ, а потом завалюсь спать. Или первым вы, Боб? – они уже обращались друг к другу по имени; Гатри, правда, по-прежнему оставался «шефом», но это слово приобрело некий оттенок фамильярности.

– Gracias, но идите вы, – отказался Ли. – Мне пришла в голову мысль, над которой я хотел бы подумать.

– О'кей, обещаю не раскрывать рта, – заявил Гатри. Как можно не раскрывать то, чего нет?

Забравшись под струю горячей воды, Кира испытала истинное наслаждение. Когда вымылась, она взяла полотенце и принялась вытираться, одновременно вдыхая пар.

Кира вернулась в комнату. Ли уставился было на нее, но тут же отвернулся, словно увидел что-то более интересное. Девушке стало весело; она бросила взгляд на брюки Боба. Ну разумеется! Она совсем забыла, что авантисты не одобряют наготы и запрещают появляться без одежды в общественных местах. Чувственность, какой бы смысл ни вкладывать в это понятие, отвлекает людей от того, что является их долгом (и должно быть, удовольствием), препятствует упорядочению сознания, которое позволит создать рациональное общество – прообраз ноосферы.

Бедный Боб! Он, хоть и старался, не сумел сохранить независимость. Следует отдать должное Ксуану: его система отчасти основана на здравых рассуждениях. По крайней мере, в ней используются те же, слегка исправленные, социодинамические матрицы, с которыми работал он сам.

– Buenas noches, [23]– проговорила Кира, торопливо залезая под одеяло. Девушка зажмурилась и не открывала глаз, пока Ли не вымылся, не выключил свет и не лег рядом. Она уловила его дыхание.

Не соблазнить ли его? В последний раз она… Нет. В нынешних обстоятельствах не до того. Может, как-нибудь потом. Он и вправду отличный парень. Разве что чересчур мягок? Ли, безусловно, храбрец, но душа у него легко ранимая, что может привести к печальным последствиям. Он всю свою жизнь провел в Северной Америке, жил и работал среди ее граждан, будучи в то же время партнером «Файербола». Судя по тому, как он себя ведет, вполне возможно, что воспитанием Ли занималась тоже компания. Скорее всего, партнеры и служащие «Файербола» – вот люди, с которыми он предпочитает общаться, чаще по телефону, чем лично. Amigos, [24]настоящие compadres; [25]ему наверняка известно, что присяга означает «один за всех, все за одного». Попади он в беду, компания мгновенно придет на помощь. Значит, Ли, в отличие от обыкновенного североамериканца, может – разумеется, с оговорками – доверять людям.

Сложившаяся ситуация, продолжала размышлять Кира, чревата серьезным конфликтом. Трения между компанией и правительствами, любыми, включая эквадорское, возникали постоянно. Никакому правительству не могло понравиться, что граждане той или иной страны более верны некой фирме, чем местным политикам или caudillos. [26]Впрочем, в большинстве случаев, особенно в странах с демократической формой правления, власти проявляли терпимость. Присяга на верность «Файерболу» угрожала им не больше, чем приверженность одной из мировых религий или покупка акций транснациональной корпорации. Однако авантизм, стремившийся упорядочить все на свете – и, прежде всего, человеческое сознание – согласно пророчествам Ксуана, не соглашался иметь у себя под боком инородную систему, которая ширилась и процветала.

Да, «Файербол» – инородное тело, детище законченного индивидуалиста, чей призрак продолжает управлять компанией. Это не просто фирма, которая занимается прибыльными проектами – это общество, способ мышления и образ жизни, как когда-то сказал отец, государство. Государство, граждан которого поощряют думать, говорить и действовать самостоятельно; государство, присяга на верность которому сильнее всяких законов; государство, чей правитель, при всеобщем одобрении, подал пример поведения (неоправданного экономически, откровенно эгоистичного и полностью иррационального), не только организуя звездные экспедиции, чего требовала наука, но и лично отправившись к альфе Центавра. Bueno, пускай не лично, пускай полетела копия – какая разница? Ведь, если рассуждать логично, Деметра не сулила ни малейшей материальной выгоды: разве что когда пробьет ее час…

Компания отнюдь не пыталась в открытую свергнуть авантистов, которые зависели от «Файербола» ничуть не меньше, нежели Земля в целом. До поры до времени между правительством и компанией поддерживался хрупкий, но мир. Так почему же авантисты вдруг словно с цепи сорвались? Почему сначала захватили североамериканскую штаб-квартиру, а затем и всю собственность «Файербола» на территории Союза?