Сергей Булыга - Окрайя (Черная сага - 3)

Однако в этот раз Аудолф явился к нам пешком - была распутица, и он очень боялся, как бы Гром где-нибудь не оступился и не поранил себе ногу. Аудолф пришел не один, а привел с собой четырнадцать человек, но не дружинников, как это можно было бы предположить, а свободных бондов-арендаторов. Ага, подумал я, как только рассмотрел их всех на вершине Кривой сопки, скверное это дело, если сам Аудолф решил потягаться за земли Счастливого Фьорда! И я уже хотел было вернуться в землянку и поскорее рассказать Сьюгред об увиденном... но передумал, усмехнулся и так и остался стоять и смотреть на Аудолфа и его людей, идущих вниз по склону.

А потом я увидел, как на другом, соседнем перевале показался Лайм Деревянная Борода в окружении своих дружинников. Лайм - человек молчаливый и недоверчивый. Когда-то он подавал большие надежды, однако после всем нам хорошо известных событий на Крысином Ручье многие знатные йонсы стали считать зазорным садиться с ним за один стол. Странно, подумал я, на что же это теперь может надеяться Лайм? Ведь Аудолф не из тех, кто умеет делиться!

Однако не успел я об этом подумать, как следом за Лаймом на вершине уже третьего, Большого перевала показался Гьюр Шестирукий. Ошибиться в этом было невозможно - у Гьюра золоченый шлем, и потому его всегда легко узнать издалека. Гьюр Шестирукий - плохой человек. Он заносчив, неподатлив и неуживчив, коварен и лжив. Единственное, что в нем есть хорошего, так это его воинское умение, но и от этого никому нет никакой пользы, даже самому Гьюру. И потому, хотя у всех спускавшихся к нам в долину были белые щиты, я прекрасно понимал, что без немирья здесь не обойдется. И, может, это даже к лучшему.

Аудолф первым спустился в долину, но дальше двигаться не стал, а подождал, пока спустится Лайм, потом они уже вдвоем подождали Гьюра - и лишь затем они уже все вместе, с дружинами и бондами, направились к нашим землянкам.

Я встретил их на краю поселка, учтиво поприветствовал и спросил, куда это они держат путь.

- Не дальше этих мест, - так мне ответил Аудолф.

- А что вас привело сюда?

- Желание повидаться с твоей госпожой. Будь добр, позови ее.

Я вызвал Сьюгред из землянки. Она учтиво поприветствовала прибывших, они столь же учтиво ответили ей. Далее, по обычаю, Сьюгред должна была пригласить гостей к столу. Что она и сделала. Однако Аудолф сказал:

- Сперва у нас к тебе есть дело.

Сьюгред ответила:

- Сдается мне, что это дело не сулит мне большого добра.

- Возможно, что и так, - согласно кивнул Аудолф. - Мы явились сюда для того, чтобы вести тяжбу.

- Но разве ее нельзя начать после того, как вы отведаете моих угощений?

- Нет, нельзя. Ибо после этого мы в течение трех дней не будем иметь права предъявлять к тебе какие бы то ни было претензии. Таков закон. И ты это прекрасно знаешь, Сьюгред!

- Да, знаю, - сказала моя госпожа. - Но мне известно и еще кое-что такое, что неизвестно никому из вас. И потому предупреждаю: если слово будет сказано и ваша тяжба окажется несостоятельной, то каждому из вас придется заплатить мне полную виру, то есть по сотне серебра со знатных йонсов, по пятьдесят с дружинников и по двадцать пять с бондов. Вы готовы на это?

- Готовы! Если ты, конечно, сможешь отстоять свою правоту.

- А это уже моя забота! Итак, я слушаю тебя.

Аудолф Законоговоритель обнажил меч, троекратно прикоснулся к нему губами, призвал Виннов в свидетели и начал свою речь:

- Дошла до меня весть, что твой отец, Торстайн Скала, уже более не испытывает жажды. Мало того: он умер молча и во сне. Но и это, как мне говорили, не все: этой зимой Торстайн Скала прикончил человека, который явился к его костру и попросил у него поесть. Было такое?

- Да, - сказала Сьюгред. - Но этот человек - не человек...

- О, нет! - строго перебил ее Аудолф. - Вначале ты должна выслушать все обвинения, а уже только затем тебе будет позволено произнести речь в свою защиту. Итак, опять мало того: твой отец ушел из этой жизни, но так и не позаботился о назначении наследника. Так?

Сьюгред не ответила.

- Быть может, я не прав? - насмешливо поинтересовался Аудолф.

- Как знать! - также насмешливо ответила ему Сьюгред. - Но я пока не буду отвечать. Ведь по обычаю я должна сперва выслушать все ваши обвинения, а уже только после этого защищаться. Итак, я слушаю.

И Аудолф продолжал:

- Мало того! После того, как Торстайн ушел, все нажитое им добро осталось без хозяина, а это значит, что теперь многие нечистые на руку люди возжелают захватить вашу усадьбу, а это приведет к немирным стычкам - и прольется кровь. А посему, дабы пресечь эти бесчинства, я объявляю: с сегодняшнего дня, то есть по прошествии необходимых по закону трех недель после смерти Торстайна, все здешние земли, постройки и все имеющееся при них добро переходит в мою собственность, ибо я первым начал по этому поводу открытую и честную тяжбу, а отвечать мне некому ввиду того, что наследников-мужчин здесь нет, а женщины в расчет не принимаются. Я все сказал! Теперь ты можешь возражать и защищаться.

- Я думаю немного погодить, - скромно сказала Сьюгред. - Да и к тому же Лайм еще не обвинял меня. И Гьюр тоже. Так что пусть обвиняют. А то они потом возьмут да откажутся платить мне виру. Лайм, слушаю тебя!

И Лайм заговорил:

- Мое обвинение уже было высказано достопочтимым Аудолфом Законоговорителем. Я только повторю его: Торстайн Скала самым бесчестным образом прикончил человека, который только и делал того, что подошел к нему и попросил, чтобы тот его накормил. Когда я узнал об этом позорном поступке, то поклялся отомстить за убитого. Но так как головы Торстайна мне уже не получить, то я тогда требую: отдайте мне его корабль. Вот какова моя тяжба и вот какова моя вира!

А Сьюгред на это ответила так:

- Что ж, недурно придумано, Лайм. Ведь ты уже который год не имеешь собственного корабля! А что желает Гьюр?

Гьюр засмеялся и сказал:

- Тебя!

- Ого! - воскликнула Сьюгред и даже покачала головой. - Наконец-то я вижу среди вас хоть одного настоящего мужчину. Но, Гьюр, заполучить меня будет куда трудней, чем земли или корабль.

- Я это знаю!

- И прекрасно. Ну а какое же обвинение ты заготовил моему отцу?

- А я его как раз не обвиняю. Я его защищаю. А обвиняю я тебя!

- В чем?

- В том, что это ты во всем виновата. Если бы не твое упрямство, отец успел бы выдать тебя замуж, и тогда не пришлось бы таким уважаемым людям, как мы, тратить свое драгоценное время на восстановление справедливости и спокойствия. А моя вира такова: я беру тебя в жены ровно до той поры, пока ты мне не наскучишь.

- А после?

- Я продам тебя кому-нибудь другому.

- Ты все сказал?

- Да, все. Теперь ты можешь возражать и защищаться.

Но Сьюгред была до того разгневана, что долгое время не могла вымолвить ни слова, и лишь потом уже сказала так: