Ярослав Веров - Хроники Вторжения

Сеня угрюмо массировал подбородок – он всегда ценил свое здоровье превыше всего, – и кроме ушибленного подбородка его сейчас ничего волновать не могло. Болело по-настоящему, и здесь Сеня впервые усомнился в виртуальности окружающего мира. Но потом вспомнил, что наслаждения в предыдущем явлении тоже были вроде как настоящие и решил отставить эти интеллигентские сопли. Коммивояжеры же смотрели на него с уважением и неким вопросом. Пассажиры оживились, они релаксировали. Похоже, были довольны, что так обернулось. Сеня для них стал спасителем, самым близким на свете человеком, а о погубленном «умнике» и думать забыли.

Спасательный звездолет прибыл на целых девять минут раньше расчетного времени. Гремящая бравурная мелодия, выбранная стюартом на свой кибернетический вкус, оборвалась в самом крещендо, наружные двери шлюза распахнулись – спасатель уже присосался вакуум-галереями к терпящему бедствие астролайнеру. Сеня отер пот с лица, – воздух в шлюзовой и вправду успел сделаться ужасным, – он отметил у себя одышку и неприятно тяжелые удары сердца.

Они перешли галереей на борт спасателя. Сеня сквозь прозрачные своды поискал взглядом тело дипломата – оно было неподалеку. Маленькая фигурка медленно плыла в черноте космической ночи. Сене стало неприятно, и он отвел взгляд.

Внутри спасателя было все так же скучно. Сюжет не вытанцовывался.

«Ну вот, – думал Сеня, – теперь отбуксируют на Сальту-промежуточную, а оттуда рейсовыми челноками переправят в этот гребаный пояс астероидов, на эту хренову «жемчужину Южного Шарового Скопления». Выпадем по барам и соляриям, и – прощай, бля, контракт».

Сене выделили двухместную каюту. Соседом оказался пожилой марсианин с испитым, багровым, под цвет марсианских песков лицом. Немногословный, как и все марсиане – колонисты, конечно. Марсианин вскрыл пластик вискаря, отхлебнул сам и предложил:

– На. Из нашей кукурузы.

Знал Сеня эту марсианскую кукурузу. Дрянь чахлая, и вискарь из нее поганый, дальше некуда, но марсиане чужого не признают. Пьют исключительно свою кукурузку. А вот откуда Сеня все это мог знать, его почему-то не волновало.

Хлебнул Сеня кукурузки, скривился. И захотелось ему трубочку, до икоты захотелось. Набить эдак неторопливо ядреным малороссийским табачком... А трубочка-то на Земле осталась, у этих засранцев-выпендрежников.

Но марсиане отличаются не только патриотизмом, но и кое-какими эмпатическими способностями.

– Будем курить трубку? – спросил марсианин, читая Сенино желание.

Сеня шумно вздохнул, закатил глаза к потолку каюты.

– Держи, товарищ, – марсианин протянул длинную, хромированную трубку, набитую голубым марсианским табаком.

Табак на Марсе тоже рос особенный. Все, что ни произрастало на красной, ржавой почве Марса, содержало в себе разнообразные наркотические вещества, к которым человеческий организм не привыкал даже при длительном употреблении. Сколь ни были чахлы марсианские растения, но именно их экспорт составлял основу экономики Красной планеты. Весь марсианский патриотизм зиждился на этой наркоте и на ограниченности урожаев плантаций экваториальной зоны. Поэтому никого к себе не пускали марсиане. Туризм был запрещен полвека назад, эмиграция – и того раньше.

Ясное дело, неслыханная щедрость марсианина объяснялась пережитым нервным потрясением на борту астролайнера «Титаник». Сеня хотел было резво схватить трубку, но не мог же он, лауреат и член Союза, наброситься на курево, как зачуханый солдатик первого года службы. Он взял паузу, потер ладонями щеки – щеки были мокрые и небритые – и только потом принял трубку, будто одолжение сделал.

Щелкнул кнопкой воспламенителя на чубуке, сладострастно затянулся – раз, другой, третий...

Долгими затяжками. Марсианин посмотрел с уважением и посоветовал:

– Осади малость, пусть отфильтруется. А потом поддай температуры и мелкими глотками...

И, отчетливо булькая, мертво припал к пластику с кукурузкой.

Марсианская наркота вернула Сене присущий ему оптимизм. И он твердо решил продолжить взрывать ситуацию изнутри. О чем незамедлительно сообщил марсианину:

– Я сейчас этот хренов звездолет взорву!

– Не гони, товарищ. Нипочем не взорвешь. Спорим? – Марсиане уважали споры. О марсианских спорах ходили целые легенды. Да и как не ходить – Деймос-то, как ни верти, а исчез в результате очередного их марсианского спора.

Сеня и об этом знал, а поэтому тут же спросил:

– На что спорить будешь?

– А на марсианское гражданство! Взорвешь – я тебе свое отдам. А не взорвешь – пойдешь в негры ко мне на плантацию. За харчи и сто грамм кукурузки в день.

– Взорву-у! – мечтательно протянул Сеня.

Многие марсианские наркотические злаки вообще не вывозились с Марса, об их чудотворном действии ходили лишь слухи. Стать марсианином... Сеня сладко зажмурился. В голове приятно шумело. «И марсианином, и контракт, и всех этих тухляков – к праотцам...»

Когда в голове отшумело, Сеня выбрался побродить по коридорам – оценить обстановку. В конце своего отсека обнаружил банкомат и вспомнил, что баснословно богат, даже сейчас в его карманах лежат четыре «платиновых» кредитки и одна «родиевая». Сеня выбрал одну из «платиновых», сунул в приемник и затребовал сто тысяч. Банкомат поперхнулся и предложил десять тысяч наличными, а остальные девяносто – виртуальными бонами. «Давай», – согласился Сеня. Ему пришла в голову мысль подкупить кого-нибудь из экипажа. И начать он решил с капитана.

В капитанскую рубку Сеню не пустили, но за двести астроналичных капитана вызвал младший мичман.

Сеня без обиняков выложил капитану свое предложение, оценив предполагаемые услуги в сто тысяч минус двести. Капитан, старый космический волк, нисколько не изменившись в лице, дал Сене по зубам, все в тот же несчастный подбородок. Хотел даже арестовать, но, наклонившись, чтобы поднять Сеню с пола, почуял специфический марсианский аромат и расхохотался:

– Ха! Торчок. Проспись у себя в каюте. Ребята, отнесите торчка.

В каюте Сеню, когда тот очухался, приветствовал сосед:

– Моя плантация – из лучших! Кормлю дважды – утром и ночью, раз в неделю выдаю кактус. Кактус тебе понравится, товарищ, ты за него Марс рыть будешь, что твой бульдозер.

Сеня снисходительно улыбнулся:

– Знаешь, дружище, мне твоего марсианства не надо. Я тебя вместе со всей этой жестянкой в пыль превращу. Вот увидишь, будет весело.

– Ну-ну, товарищ.

Марсианин достал очередной пластик – с черной тянучкой, вставил соломинку и разлегся на койке – видимо, решил обстоятельно побалдеть. Сеня тоже повалился и стал думать, как взорвать проклятый звездолет. Но мысли закончились, а потекли одни желания – в основном, конечно, касательно кукурзки, марсианского табачку. Особенно Сеню интересовало – что это за тянучка такая черная, и как именно она вставляет.