Ким Робинсон - Золотое побережье

– Вот вернемся, тогда и посмотрим.

Пять часов утра – традиционное для них время отъезда; Деннис задним ходом подает машину на улицу, едет к санта-анской трассе, сворачивает на север, и они покидают округ Ориндж.

Таши и Джим возвращаются к машине через трое суток. Джим пребывает в жалком состоянии – все ступни в потертостях и водяных пузырях, один разрезанный палец и три обожженных, здоровенная ссадина на ноге, вывихнутое колено, растяжение левого голеностопа, физиономия обгорела, особенно нос и покрывшиеся глубокими трещинами губы. Для полной радости он чуть не вышиб себе колом от палатки глаз и сделал весьма неосторожную попытку поменять баллон газовой плитки при свечке. Еще счастье, что взрыв был не очень сильный, сгорели ресницы, щетина на подбородке и волосы на запястьях, только и всего.

Одним словом, Джим – далеко не тертый и бывалый турист-альпинист. И все равно он доволен. Тело поуродова-но, зато дух пребывает в блаженном спокойствии. Пока, во всяком случае. Он открыл новый мир, и этот мир никуда больше не денется, навсегда останется рядом. И физически: прокатился немного по трассе, и – вот оно, и ментально, как некая часть его мозга, часть, которую он нашел для себя тогда же, когда и горы. И уж она-то пребудет с ним всегда.

Он стенает, подходя к машине и скидывая рюкзак, он стенает, когда Таши выводит машину с проселка на настоящую дорогу, он продолжает стенать, когда машина бежит по трассе – сидит, понурив голову, и самым натуральным образом стенает. Однако, положа руку на сердце, Джим чувствует себя великолепно. Сейчас его не пугает даже перспектива возвращения в ОкО, он открыл в себе новые силы для борьбы, новую решимость.

– Жаль, не прихватили с собой Сэнди, – говорит он Ташу. – Вот кому бы точно понравилось.

– Когда-то он ходил со мной, – замечает Таш, – а сейчас все время занят. Кроме того… – он слегка прищелкивает языком. – Вот мы вернемся и посмотрим, как там у Сэнди. Думаю, его уже выпустили под залог.

– Чего?

– Тут, понимаешь ли, вот в чем дело… – Таши рассказывает о контрабандистской вылазке, о товаре, припрятанном под обрывом в непосредственной близости от ЛСР. – А потом ЛСР усилила меры безопасности, и до банок стало не добраться. Судя по всему, ваше нападение на ЛСР должно было отвлечь охранников, чтобы Сэнди получил возможность проскользнуть с моря и вытащить свою заначку.

– Что-о? Господи ты Боже…

– Да ты успокойся, успокойся. Ничего с ним особенного не случилось. Утром, когда мы покупали в Индепенденсе еду, я позвонил Анджеле и все узнал. Его взяли охранники ЛСР и сразу сдали в полицию. Так что – никаких проблем.

– Никаких проблем? Господи Иисусе!

– Да, никаких. Угодить за решетку – это далеко не самое худшее, что может случиться. Я ведь очень беспокоился о Сэнди. Его же могли и пристрелить, очень свободно.

Такая мысль повергает Джима в полное молчание.

– Так что – все в порядке, – успокаивает его Таш.

– Господи, – шепчет Джим, – я же ничего не знал! Ну почему Сэнди мне не сказал?

– Вот уж не знаю. Ну а сказал бы он – и что бы ты тогда сделал?

Джим нервно сглатывает, сказать ему нечего.

– А раз уж с Сэнди все в порядке, так и лучше, что ты не знал.

– Боже мой, сперва Артур, а теперь и Сэнди…

– Да уж, – смеется Таши. – Той ночью ты спутал все планы очень многим людям. Ничего, это не страшно.

Машина катится на юг. И снова голова Джима буквально бухнет от проблем ОкО, никуда, видно, от них не денешься. С возвращеньем вас. Теперь только страшным усилием можно будет удержать хоть малый осколок того огромного спокойствия, которое охватило его в горах. Джим может потерять свой новообретенный мир, он понимает это – и боится этого.

По мере приближения к дому стихает и Таши; они едут в полном молчании.

К вечеру они миновали перевал Кахон, дальше пошли утыканные домами холмы, еще дальше – сплошь застроенная низина. Лос-Анджелес, Город Света. Огромная развязка, где Пятый встречается со Сто первым, Двести десятым и Десятым, кажется им абсолютно нереальной, это – какой-то элемент ландшафта чуждой и непонятной планеты, сплошь покрытой древним, миллионолетним городом.

Еще немного – и машина въезжает в ОкО; здесь все, по крайней мере, знакомо, так что удивление слегка притупляется. Этот инопланетный пейзаж им не нов, они здесь живут. Это – место ссылки, ссылки из того, другого мира, в который они так ненадолго наведались.

Таши довозит Джима до дома.

– Спасибо, – говорит Джим. – Все это было…

– Да ладно. – Все последние часы, пока за окнами машины мелькала Южная Калифорния, Таш пребывал то ли в трансе, то ли в глубоком раздумье. – А вообще – было действительно здорово. – Он протягивает оторопевшему от такого неожиданного жеста Джиму руку. – Увидимся.

– Обязательно!

– Ну – пока. И Таши уезжает.

Джим остается один, на своей улице. Он плетется в свою квартиру. Там – полный разгром, он и квартира великолепно соответствуют друг другу. Как и всегда. Он озирает последствия своей истерии, своего бешенства, озирает довольно равнодушно, но с некоторой примесью… сомнения? ностальгии? Чего-то в этом роде. И печально вздыхает.

Через кучи хлама, по вытряхнутым со стеллажа книгам, по расшибленным компакт-дискам и изуродованным дискетам Джим идет в ванную. Раздевается. Да, прилично досталось этому грязному телу. Он становится под горячий, сколько можно терпеть, душ. Наркотическая смесь из равных долей жгучей боли и наслаждения; он приплясывает и поет:

В околоплодные воды любви Я без раздумья нырял. Живчик свою яйцеклетку нашел – Выиграл я, или я проиграл?

Он вытирается – опасливо, осторожно, и осторожно же заползает под простыню. Постельное белье, какая же это роскошь. Он опять дома. Он уже и не понимает толком, что это такое, но – вот оно. Он дома.

Следующий день Джим проводит в Трабукском колледже, договаривается о расписании на следующий семестр, а затем возвращается домой, нужно ликвидировать последствия недавнего погрома. Значительную часть вещей остается только выкинуть, они безнадежно изуродованы. Музыку придется собирать наново, с нуля. То же самое и с компьютерными файлами. Ну уж там-то не было ничего особо ценного.

А вот карты, их жалко до слез. Купить такие еще раз – об этом и думать нечего. Кусается. Джим аккуратно, как те головоломки, собирает карты из обрывков, переворачивает их, одну за другой, лицом вниз, подклеивает, по возможности – разглаживает. А затем вешает на прежние места.

Странновато они выглядят: жеваные, со вполне очевидными разрывами. Ну, словно какое бумажное землетрясение искорежило бумажный ландшафт, и так – раза три подряд, не меньше. Разгром, какое ни на есть восстановление, и снова разгром, и снова, снова… Ну… а ведь это, если разобраться, и правильно. Ведь карта – она что? Схематическое воспроизведение ландшафта. А у многих ландшафтов – в том числе и у ландшафта ОкО – духовная составляющая гораздо важнее физической. Да и вообще, лучше их не склеишь.