Юлий Буркин - Королева в изгнании

- Завтра в двенадцать я к нему в больницу пойду. Со следователем. Пойдешь со мной?

- Конечно!

Переодевшись в пижаму и погасив свет, Алка забралась к Маше под одеяло, и некоторое время, лежа друг к другу спинами, они активно делали вид, что спят. Наконец Алка не выдержала:

- И все-таки я не понимаю. Зачем тебе все это? Исчезла бы и все.

- Что - все? - Маша повернулась к Алке лицом. - Что - все? Опять в бега? Я хочу жить дома. Просто жить, понимаешь?

- Просто жить? И деньги ты им вернула?

Деньги. Про них она просто забыла, даже не упомянула в показаниях. Или это сработала подсознательная жадность?

Нет. Действительно забыла.

- В следующий раз - сдам.

- Ну и зря. Если бы у меня были такие деньги, я бы... - Она замолчала.

- Что - ты бы? - Покачала головой Маша, чувствуя, как дремота сковывает ее тело. - Подумай, подумай. Если найдешь им классное применение, я их не в милицию, а тебе отдам... Ну ладно, все. Спокойной ночи.

И, снова повернувшись к стенке, она моментально уснула.

...Поднялись в половине девятого и целый час наводили марафет. Потом вышли из дома, поймали тачку и помчались в центр. Остановились у магазина "Фасон". Магазин работал с десяти и до открытия было еще минут пятнадцать. Но Маша ждать не стала, а нажала кнопку звонка. В витрину выглянула пожилая женщина, молча указала на табличку с расписанием. Маша в ответ покачала головой. Женщина кивнула и удалилась. Тут же к витрине подошла другая - знакомая Маше продавщица, улыбнулась ей и открыла дверь.

- Вы извините, что так рано, - сказала Маша после приветствия, - мне нужно забрать свою одежду. Даже лучше у вас переодеться.

- В это тряпье? - женщина с изломом приподняла красивую бровь. Девочка, тебе нужно носить красивые дорогие вещи. И, поверь мне, я знаю жизнь: для этого тебе не нужно даже шевелить пальцем. К таким как ты, а таких мало, деньги липнут сами.

У Маше по спине пробежал холодок. Ведь действительно последние годы деньги сами липли к ней. Деньги, а не счастье.

Продавщица говорила что-то еще, но Маша, не слушая ее, зашла за ширму и переоделась в свой видавший виды джинсовый костюм, кроссовки и, сложив новую одежду в сумку, вышла на улицу.

- Да-а, - протянула Алка, увидев ее, - вот это маскарад. Ты что, милостыню просить собралась?

- Врачи сказали, его нельзя беспокоить. А в этой одежде он меня не видит.

...К прокуратуре шли пешком, но все равно добрались немного раньше срока.

2

У входа в палату Зыков обернулся к девушкам.

- Вам, - кивнул он Алке, - придется подождать тут. А вы, Мария Викторовна, войдете вместе со мной, но своего присутствия ничем не выдавайте.

Сопровождавший их дежурный врач вопросительно посмотрел на них, но, не дождавшись разъяснений, промолчал.

В палате стояло четыре кровати. Две из них были пусты и аккуратно застелены, на одной сидел щуплый мужчина лет пятидесяти; Алексей лежал на койке возле окна.

Тихо пройдя, Зыков сел на табурет, доктор остановился справа от него, а Маша встала у изголовья. Атос (так Маша снова начала называть его про себя) лежал с закрытыми глазами и выглядел совсем неживым. Маша прижала к губам ладонь, чтобы не вскрикнуть. Почему-то больше всего ее напугала капельница, присосавшаяся трубочкой к его забинтованной руке.

Атос застонал и открыл глаза. Отсутствующим взглядом обвел комнату.

- Пить... - Это был даже не шепот. То, что он сказал, угадывалось только по движению губ.

- Пить вам пока нельзя, - отозвался врач. - Все, что вы можете себе позволить - вот: смачивать губы. - Он взял с тумбочки стеклянное блюдце с водой и ватный тампон на палочке. - Можете держать?

Атос еле заметно покачал головой.

- Ну, потом будете это делать сами, - и доктор осторожно провел тампоном по потрескавшимся лиловым губам Атоса. Тот закрыл глаза, сглотнул и скривился от боли.

- Еще, - прошептал он, не открывая глаз.

Врач повторил процедуру, Атос поморщился - то ли от боли, то ли от удовольствия. Потом открыл глаза и уже более осмысленно взглянул на окружающее. Однако взгляд его без интереса скользнул по лицам доктора и следователя, поднялся вверх...

- Маша, - через силу улыбнулся он. - Маша...

Она чуть было не закричала в ответ. Ты видишь меня, видишь!.. Но нет, он смотрит не в глаза, не в лицо, он смотрит... Проклятье! Как она могла забыть снять новые часики! Атос их раньше не видел, и теперь они висят прямо над его головой...

А он вновь прикрыл веки, застонал и затих.

Зыков настороженно смотрел то на него, то на Машу.

- Все, все, все, - засуетился врач. - Он впал в бессознательное состояние. Все-таки еще рано, он слишком слаб. Давайте перенесем встречу на завтра?

Зыков кивнул, поднялся и глазами сделал знак Маше: "Идем".

Она, не отрывая ладонь от губ, отрицательно замотала головой и свободной рукой еще крепче вцепилась в металлическую спинку кровати.

Зыков взял ее за локоть и настойчиво потянул к себе. Несколько секунд она сопротивлялась, затем разомкнула пальцы и, как механическая кукла двинулась за ним к двери.

Они были уже на пороге, когда Атос вновь застонал. Маша замерла, но Зыков просто вытолкнул ее в коридор и прикрыл дверь. Доктор остался в палате.

- Ну что он?! Как?! - Налетела на них Алка.

- Жив, жив, - успокаивающе хмыкнул Зыков. - Дуракам везет. Поехали-ка ко мне. Поговорим. И вы, - кивнул он Алке, - то же.

...С Алкой следователь говорил недолго, к тому же она спешила на занятия. Следующей Зыков вызвал в кабинет Машу.

- Присаживайтесь.

Маша села. И вдруг остро почувствовала страх и жалость к себе. Как будто вся жизнь ее будет теперь состоять из таких вот пыльных милицейских комнат и пропахших лекарствами палат, нестерпимого чувства вины и утраты. Это длилось мгновение, но не ушло совсем, а вечным пониманием спряталось где-то в глубине ее сознания.

- Ну-с, милая, - произнес Зыков и вальяжно откинулся на спинку стула. - А вот теперь-то мы поговорим серьезно.

Все в нем изменилось - поза, выражение лица, интонации. Все дышало самоуверенностью и самодовольством.

- Я по-моему все написала, - ответила Маша, специально чуть нагловато, чтобы сбить накатившую на следователя спесь.

- Не-ет, Мария Викторовна, нет, милая, - Зыков принялся раскачиваться на стуле, - вовсе даже не все. Это - так... - он двумя пальцами поднял со стола исписанный ею на прошлом допросе листок, - фрагменты... - И листок, отпущенный им, спланировал на пол. - А меня интересует все. Вся история. Вся, понимаете? До мельчайших подробностей.

- Но мы же договорились...

- Договорились, - с легкой иронией в голосе перебил он так, как говорят иногда с детьми, - а теперь передоговорились.

Он перестал раскачиваться, уперся руками в стол и вдруг заорал:

- Где деньги, сука!

Такой поворот, наверное, сработал бы безотказно, будь перед ним обыкновенная девушка. Но Маша... Мария. Ее уверенность в себе, сознание вседозволенности и безнаказанности хоть и пошатнулись заметно в последние дни, но все же оставались чуть ли не главными составляющими характера.