Алексей Свиридов - Человек с железного острова

Наконец дорогу нам пересекает небольшой ручеек, и Чисимет предлагает сесть в засаду – мы с ним у одного вероятного места водопоя, а Амгама выше по течению пошел. Ночь теплая и звездная. Изредка вопит что-то ночное, ему отвечают сверчки да цикады. Я лежу, гляжу на чуть рябоватую воду ручейка, мечтаю о том, что скоро потопаем обратно, чайку попьем, а повезет, так подстреленного кого зажарим, и тут все летит к черту. Меня хватают сразу три пары рук, и, видимо, то же самое происходит с Чисиметом – судя по возне и шороху травы. У меня из рук очень невежливо выхватывают винтовку и этак небрежно кидают на песок. Я пытаюсь распихаться, но вскоре оказываюсь на земле в распятом положении, руки в стороны и ноги тоже. Кто-то сноровисто вяжет мне руки, вбивает в рот кляп, затем повязка на глаза, и затем ноги – враскоряку – привязывают к деревяшке, которую я помню – лежала себе невдалеке и ни о чем подобном не думала. После этого меня поднимают на воздух и, судя по тряске, бегом волокут куда-то. Мотаю головой, пытаясь сбросить повязку, но за это у похитителей полагается пинок в под ребра, и я эксперименты прекращаю. Бег быстрый и какой-то неутомимый, хоть бы дыхание у мужиков потяжелело! Я теряю всякую ориентировку, и кажется, что времени проходит весьма много – это если учесть неудобство позы и затекающие руки. Похитители обмениваются короткими фразами, и я с удивлением узнаю все тот же прибрежный-общий язык, во докуда он распространен, оказывается! Наконец путешествие окончено, и мое тело небрежно валится наземь, а душа давно в упавшем состоянии. Ноги мне распутывают и под связаны белы ручки ставят вертикально, а затем – слава богу – снимают повязку и вытаскивают кляп изо рта. В глаза сразу бьет пламя костра, после него плавают пятна, а когда пятна отплавали, я вижу все ту же ночную степь и все те же звезды. В степи стоят юрты – или шатры, можно сказать, в общем, кожами крытые и явно мобильные конструкции, а между ними горят костры. Около нашего – где я и Чисимет стоим, из него кляп еще только вытаскивают – стоит толпа народу, и народу, надо сказать, на вид неплохого. Не будь у меня руки связаны, я бы их симпатичными даже назвал. Высокие, стройные, лица одухотворенные, глаза поблескивают, женщины так вообще – не оторви глаз; словом – симпатяги. Только уж больно умело эти симпатяги руки вяжут да кляпы вбивают, мне это не нравится. Постояла-постояла толпа и рассасывается. Чисимет рядом стоит, на сторожей смотрит, и по его лицу видно, что он наших гостеприимных хозяев симпатичными отнюдь не считает. Переговорку у меня с головы еще у ручья сдернули, и если у симпатяг намерения серьезные, то надеяться особо не на что. Это же надо такое удумать! В степь пойти, ночью, без предварительного просмотра, без маяка – вот это дурость так дурость – и моя, и Серчина, и Чисиметовская. Влипли.

Пока я себя чешу во все корки, ко мне подходит один из стражи и извещает:

– Сейчас ты войдешь вон в тот шатер, и друг твой тоже.

«Войдешь» он сказал – это что, намек на то, что, может быть, и не выйдешь? Я спрашиваю:

– Что вы за народ и что вам от нас нужно?

– Мы великие и первые из эльфов – степные, а что надо – об этом ты скоро узнаешь.

Эльфы – еще одно слово из легенд приозерных, правда, они вроде бы в степях не живут. Рассказывают как про таинственный народ, мудрый и благородный по своей сути, и в людские дела не мешающийся. Правда, в таком вот заявлении как сейчас особого благородства не заметно, но – век живи, век учись. Итак, шатер, сооружение еще то, хлипкий и тонкий. Нас с Чисиметом вводят внутрь, а там на земле безо всякой подстилки сидит по всем признакам местный князь, а может, и император всея степи. Одежда белая, лицо чистое, на голове массивная корона желтого металла и камни на ней.

Начинает разговор хозяин юрты:

– Здравствуй, Чисимет. Честно скажу, не ждал я тебя здесь, но раз уж пришел – не гнать же! И ты, Керит, – князь кивает мне приветливо, – тоже здравствуй.

Я пытаюсь понять, что к чему, и помалкиваю.

– Вы не удивляйтесь, что я вас по именам знаю, я вообще почти все знаю: и зачем идете, и как из Закрытой долины бежали…

– Откуда знаешь? – перебивает Чисимет.

– Один ваш спутник до меня добрался сюда, вот и рассказал все. Правда, он уже больной был, не больше месяца тут прожил. А ты, Керит, лучше расскажи, добрался ты до горных туманников или нет?

Я было раскрываю рот объяснить недоразумение, но Чисимет успевает первым:

– Да, добрался, и ношу свою отдал, а теперь просто меня сопровождает.

Наверное, Чисимет знает что говорит, но пока его планы мне непонятны, буду помалкивать по смыслу беседы. А князь начинает представляться по всей церемонии. Зовут его Олонгар, он предводитель степных эльфов и вообще самый сильный и самый хороший на Средне-Верхней. И на запад он в походы ходит, и северных гостей отваживает, словом, надежа и опора всей равнины. Он и его придворный маг Багдарин заняты противостоянием Темным силам, коих прислужники валом валят с запада, противостоять противостоит, но разобраться с ними как следует сил пока не хватает.

– Ты, Чисимет, мог бы мне помочь в этом деле. Мне и всему миру. Можешь считать свой путь законченным. Передай Силу Востока мне, и тогда я, став равным по силе мудрецам Средиземья, встану вместе с ними на борьбу с Черным Врагом!

При этом спиче у Олонгара хищно горят его красивые глаза и подрагивают изящные руки с длинными пальцами. Чисиметовское лицо становится мрачным.

– Не отдам я тебе ничего. Если мой спутник и вправду тебе все перед смертью рассказал, то ты сам знаешь почему.

– Я понял тебя. Но знаешь, иного за шкирку нужно в кормушку тыкать, а он еще и морду воротит, ну да я не из таких. Если ты не в состоянии понять, что полезней и что вредней, то обойдемся без твоего понимания и согласия. Багдарин!

Полог мгновенно распахивается, и входят: сначала четверо с ножами у поясов и берут нас под локти, а затем вплывает, как я понимаю, и сам Багдарин. Он явно не из эльфийской породы – коренастый, розовощекий, седовласый и седобородый.

– Ну что? – спрашивает Багдарин у Олонгара сочувственно. – Не хотят они добром понять, кто есть самый достойный на равнине?

– Не хотят, – жалуется Олонгар.

– Ну ничего, это дело поправимо, – говорит придворный маг, вытаскивает из-под балахона белый коврик и начинает раскатывать его по полу.

Я смотрю на него, и вдруг все плывет перед глазами. Я – вроде бы и здесь стою, и в то же время чувствую себя и на коне куда-то мчащимся, и на корабле куда-то плывущим, и с ратью какой-то непонятной сражаюсь. Я одновременно и человек, и еще десяток существ в то же время, словом, мешанина дикая в мозгу, и когда она отхлынивает и остаются лишь пятна в глазах, я решаю, что это Багдарин принялся за работу, не дожидаясь создания на полу комфортных условий.