Екатерина Белецкая - 3. Дар

— По морде тебе кто дал-то? Фингал нехилый. Трезвый вроде, — лохматый с интересом посмотрел на него.

— Жена, — Ит смущенно улыбнулся.

— Да ты чо, — покачал головой угловатый. — А за что она тебя так?

— Она сказала, что она беременна.

— И чего? — не понял лохматый.

— А я спросил — от кого, — Ит, кажется, уже и сам начал осознавать весь идиотизм ситуации, в которой оказался. — Ну и она… и вот…

Лохматый заржал, вслед за ним захохотали угловатый и молодой.

— Ну ты… ты, блин, даешь… — утирая слёзы, подвел итог лохматый. — Моя б меня убила на месте… за такие-то вопросы… считай, легко отделался… выпить хочешь?

— У меня денег нет, — честно признался Ит. — Совсем.

— А не беда, потом сочтемся, — угловатый протянул ему руку, вставай, мол. — Занесешь, я в этом доме живу, на третьем этаже, вон окно моё. Такое дело отметить надо!

«Потом занесешь» — это было словно приветом с той, давней Терры-ноль, из того времени, когда они были тут впервые. Люди, даже незнакомые, верили друг другу, и (вот же глупость), такие ситуации, как эта, были для них в порядке вещей.

— Пошли, — приказал лохматый. — Гуляем мы сегодня! Петьке премию дали, — кивок в сторону молодого, — а Колька от своей мегеры четвертной утаил. Надо всё оприходовать, отберут же…

— Да не отберут, — вяло попытался отбиться молодой, но его тут же окоротили старшие товарищи.

— Как не отберут, когда у тебя, лба здорового, мать по сей день по карманам шарит?! Всё, мужики, пошли. Тебя зовут-то как? — лохматый повернулся к Иту.

— Ит, — честно ответил тот. И запоздало подумал, что, наверное, надо было соврать, но… но уже поздно.

— Погодь, — остановился угловатый. — Ит, который Соградо, что ли?

Ит покорно кивнул.

— Охренеть… я про тебя в газете читал! Но тебя ж вроде того… писали, что расстреляли.

— Почти, — уклончиво ответил Ит, которому резко расхотелось вдаваться в подробности. — Ранили. Я уже поправился.

На нем сейчас была рубашка с длинными рукавами и джинсы — сетки не видно. Поправился и поправился, и дело с концом.

— Ну, ты молодец, — одобрил лохматый.

— А что в газетах было? — Иту вдруг стало интересно.

— Сначала писали, что типа ты враг, потом — что оправдали. Не только ты, там брат твой, жена, и эти… как у вас там, у рауф-то?

— Старшие, — подсказал молодой.

— Во, точно. А сам чего, не читал?

— Не читал. В госпитале лежал, — оказывается, врать можно совершенно непринужденно. Легко. — Не до газет было.

— Ну, тогда поводов на один больше, — констатировал лохматый. — Мужики, а пошли на Павелецкий? Там водка холодная есть. По четыре десять. И пиво по двадцать восемь копеек, на разлив.

— Разводят они пиво, — поморщился угловатый. — Может, на Автозаводскую сразу? На фабрику-кухню, на проходную? Чебуреки хорошие, вкусные.

— В гадюшник? Неее. Не пойду, — вдруг заартачился молодой. — Мне там в прошлый раз глаз подбили.

— Всё, пошли на павелюгу, — приказал лохматый. — Пиво до десяти только. А вот зато родимую можно хоть до утра брать. Люблю терминалы… машины, романтика… и корабли там тоже…

«А ведь верно, — подумалось Иту. — Романтика… и выпить почему-то хочется… и всё никак не проходит этот шум в голове, да что ж такое?»

— Слуш, Ит, а ты кого хочешь — мальчика или девочку? — оказывается, лохматый его спрашивал, а он отвлекся, не заметил. — Или этого, как у вас там?

— Среднего. Гермо. Это как я, — пояснил Ит. — Девочку хочу, — он улыбнулся. — Дочку. Вот только…

— Чего?

— Жену я обидел, — Ит опустил голову. — И не уверен, что она сумеет меня простить.

— Да ну, чего ей, вечно дуться? — лохматый рассмеялся. — Простит, куда денется.

Они шли к мосту, и путь предстоял неблизкий — по общему мнению, для этого пути следовало «запастись топливом», поэтому после моста купили на лотке, который уже закрывался, по бутылке «Колоса», и под «Колос» отправились дальше, сквозь привычный и такой родной московский летний вечер. Ит брел, как ему сейчас казалось, через калейдоскоп, на цветных стеклах которого возникали, сменяя друг друга, знакомые и полузнакомые картины — каналы, дворы, скверы, теплый свет в окнах, смех, обрывки песни под гитару, силуэты и образы отступившего было от него города, который сейчас словно обнимал со всех сторон, и от этого становилось горько и сладко на душе. Горько и сладко одновременно…

***

— Ну и где он? — Берта, уперев руки в бока, сердито смотрела на Скрипача.

— Не знаем, — Скрипач явно нервничал, но старался не подавать виду. — Продолжаем прочесывать дворы.

— Он никуда уехать не мог? — с тревогой спросила Берта.

— У него нет денег. Ни копейки.

— Угу. И когда его это останавливало? — хмыкнула Берта. — Иди, ищи! Рыжий, первый час ночи! Вы вообще в своем уме?! Как можно было отпускать его одного?

— Бертик, не сыпь на рану битое стекло, — попросил Скрипач. — Всё, я пошел. А, погоди! От Томанова ничего не слышно?

Час назад они попросили Томанова о помощи — тот сейчас методично обзванивал отделения милиции в районе, и собирался в скором времени звонить уже на город. От звонков, впрочем, никакого толку не было.

— Ничего, — покачала головой Берта. — Солнце, я прилягу на полчасика, потом снова буду на связи, ладно?

— Ложись, ложись, — покивал Скрипач. — Не волнуйся, найдем.

— Не по себе что-то, — пожаловалась Берта.

— Не переживай, — Скрипач улыбнулся.

На улице, впрочем, он улыбаться тут же перестал.

Кир и Фэб ждали его у подъезда, и лица у них сейчас были не лучше, чем у него самого — встревоженные, мягко говоря.

— Успокоил? — тут же спросил Фэб.

— Угу, как смог, — кивнул Скрипач. — Куда дальше?

— Расходимся с плюсом в один километр, заходим с «карманами» метров по пятьсот, — приказал Фэб. — Ищите запах.

— В Москве, в жару, и вечером, — подначил его Скрипач. — Ладно. Господи, только бы он в речку не кинулся, придурок…

— Да не кинется он в речку! — раздраженно ответил Фэб. — Забрел, небось, куда-то… может, заснул. Но всё равно, найти надо.

— А может, плохо стало, — съязвил Кир. — Немудрено. Рыжий, чтобы я тебя хоть раз еще послушал! «Поедим, пойдем искать», — передразнил он. — Поели, твою мать! Теперь закусываем…

— Прекрати ругаться, — потребовал Фэб. — Ребята, пошли. Расходимся. Через час сбор. Связь через Томанова.

Уже четвертый час они бегали по городу, постепенно расширяя круг поисков. Три рейда было сделано, сейчас начинался следующий. Ни расспросы, ни разговоры не дали ничего. Нет, никто не видел. Нет, не заходил. Нет, не садился ни в катер, ни в машину, ни в автобус. Вышел из квартиры — и канул.

— Вот что, — они уже собирались расходиться, но Фэб всё еще медлил. — Ребята, на всякий случай…

— Чего на всякий случай? — с нетерпением спросил Скрипач.