Виктор Мурич - Полигон безумной смерти

– Да. Не особо удачная форма сопротивления. Необучены, плохо вооружены. А против них вооруженные до зубов вымуштрованные фанатики, которые за веру сами на нож лезут.

– А чего ж они на нас напали?

– Не знаю. Возможно, не разобрались в ситуации, и решили для гарантии убить… Возможны другие варианты. Для меня у них особое применение… – она многозначительно взглянула на меня.

– Пасть порву! – угрюмо пообещал я, вставая на ноги. – Всем без разбора! До самой задницы! Никакой хирург не заштопает.

– Витя, не надо! – прозвучал мне в спину голос, но я никак не среагировал.

Мне удалось сделать лишь три шага в сторону центра лагеря, как у меня на пути воткнулись в землю и закачались две стрелы. Вполне красноречивое предупреждение. Опустив голову, не солоно хлебавши, возвращаюсь на свое место.

– Они меня не трогали, – ласково взглянула на меня Вика. – Ты даже не представляешь, насколько мне приятна твоя забота и внимание. Это так… непривычно. От тебя веет теплом и добротой. Я ничуть не жалею, о том, что осталась с тобой.

Растаяв от таких слов, наклоняюсь и легонько целую ее. Вика морщится. Болят разбитые губы.

– Они принесут нас в жертву. Сегодня ночью, – вслед за лаской вылила она на меня ведро холодной воды. – Я посвящаюсь хранительнице семейного очага Сисморл, а ты…

– Не надо! – перебил я. – Не порть настроение.

Мы прислонились друг к другу, и я обнял ее за плечи. Опять заныла пострадавшая голова, и я сам не замечаю, как потихоньку проваливаюсь толи в сон толи в беспамятство.

– Витя! – толкают меня в плечо. – Витюша, проснись!

– А? Что? – верчу головой по сторонам, с трудом приподняв свинцовые веки. – Что случилось?

– В лагере что-то происходит… Пока не пойму что, но… – взволнованно шепчет Вика.

Видно не судьба мне нормально выспаться. Каждый раз пробуждение происходит в форсированном режиме, а за ним следует целый вагон неприятностей. Интересно, что в этот раз?

– Ну и пусть происходит! Нам то что? – не даю ей договорить.

Вика только открыла рот, чтобы ответить, как из зарослей на другой стороне поляны, на которой расположен лагерь, выскочил молодой паренек. Он пробежал всего два шага, и как-то неловко споткнувшись, упал лицом вниз. Упал вроде и не сильно, а не поднимается.

– Стрела! – испуганно прошептала Вика.

– Где?

– У паренька в спине!

Только после ее слов замечаю стрелу красного цвета, торчащую из спины. Парня не спасла даже кольчуга, набранная из больших шестигранных пластин. Наверное, стрела попала в стык.

– А почему стрела красная? – все еще никак не могу вникнуть в суть происходящего.

– Слуги Единого! – Вика, не отрываясь, смотрит на стрелу.

– Что еще за слуги? – недовольно бурчу я. Терпеть не могу, когда чего-то не понимаю. Явно, что-то происходит, но вот что никак понять не могу. Да еще и Вика загадками говорит. Слуги? Единый? Сам черт не разберет расклад этого полудикого мира.

– Каратели новой веры! Ты уже видел в деревне, что они оставляют после себя.

Видел! Такое не скоро забудешь. Аккуратный штабель трупов с распоротыми животами… Тьфу гадость! Не могу сказать, что у меня были какие-нибудь радужные планы насчет жертвоприношения… Точнее планов, за исключением экспромта, совсем никаких не было. Но фанатики это совсем другое дело. Это во сто крат хуже!

Пока я размышляю, на полянку беззвучно вываливается два десятка воинов в белых пластинчатых доспехах и шлемах с опущенными забралами. На шее у каждого широкой лентой обернут белоснежный шарф свисающий до пояса. В руках у нападающих причудливой формы многозарядные арбалеты, а на поясах напоминающие мясницкие, тяжелые топоры на длинных чуть изогнутых рукоятях. У всех воинов на груди уже знакомая мне эмблема.

Так вот они какие Слуги Единого! Каратели новой веры! Сразу же в глаза бросается хорошее по местным меркам оружие, доспехи и воинская выучка. Не смотря на пересеченность местности, они движутся двумя почти ровными линиями.

Обитатели лагеря встретили гостей очень даже достойно. Гортанный голос проорал непонятную по содержанию команду, и на карателей посыпались стрелы. Укрываясь за деревьями и в пышных кронах, крестьяне часто стреляют из арбалетов. Ну что ж для крестьян очень даже неплохо. Вот жаль только результата от их арбалетов никакого. С мелодичным звоном стрелы отскакивают от белых доспехов и шлемов.

Наступила очередь карателей. Сухо клацнули арбалеты, и десяток крестьян упали на траву пронзенные красными стрелами. Две секунды и еще один залп. За ним третий. Ряды защитников тают на глазах. Каратели стреляют практически без промаха. Их мастерство, не смотря на неприязнь, вызывает уважение.

С правого фланга на Слуг Единого бросился десяток крестьян с пиками наперевес. Мгновение и каратели перестроились. Первый ряд опустился на колено, а второй так и остался стоять. Двадцать красных стрел дружной стайкой метнулись навстречу крестьянам.

– Черт! – невольно вырывается из меня восхищение стрелками. Ни один из крестьян так и не добрался до желаемой цели.

Каратели без какой-либо видимой команды одновременно забросили арбалеты за спины и отстегнули от поясов топоры. Единым взмахом смертоносное оружие устроилось на правых плечах своих хозяев. Слуги Единого не спеша двигаются вперед, одновременно перестраиваясь в одну линию.

Удивительно, но у них нет никакого видимого лидера и при этом железная дисциплина и отменная слаженность действий. Такое впечатление, что белые воины наделены коллективным разумом.

Подчиняясь гортанному голосу, с дружным гомоном из кустов посыпались крестьяне. Ого! Оказывается, я недооценил вместимость лагеря. Даже на первый взгляд крестьян раз в пять больше чем карателей. Похоже мы со своего места видели лишь незначительную часть лагеря.

– Вот сейчас они им перцу зададут! – проснулся во мне азарт болельщика. – С землей смешают этих слуг! Устроят им экспресс-свидание с Единым по методу тяжелой дубинки.

– И не надейся, – остудила меня Вика. – Крестьяне уже проиграли этот бой.

– Но почему? – искренне удивляюсь, сравнивая реденькую шеренгу карателей и плотную толпу крестьян напротив.

– Увидишь, – мрачно буркнула Вика и отвернулась.

Каратели, не сбавляя шага, сбросили топоры с плеч и врубились в мужицкую толпу. Они как расческой проредили ряды крестьян, пройдя толпу насквозь. Разворот на сто восемьдесят градусов и новый заход. Поляна наполнилась воплями и стонами раненых. Кричат только крестьяне. Одни подбадривая себя, другие от страха или боли.

В рядах крестьян появились первые дезертиры. Полный мужичок в кожаной рубахе и с ржавым мечом в пухлой руке, увидев как футбольным мячом покатилась в кусты голова стоящего рядом крестьянина, попятился назад. Уже через несколько секунд его широкая спина мелькает в гуще леса, а ржавый меч так и остался на месте где его хозяина победил страх.