Александр Кондратьев - Туристы икс [СИ]

«Трезвый и на человека похож, а пьяный на дикобраза какого, — подумала Наташа об Алексее, который со всех ног бежал к жене с малышом под сердцем. — Правильно ба говорит, что все наши беды от нее, от водки да пьянки».

Наташа прибавила ходу и минут через пятнадцать подошла к новому, рубленному из толстых сосновых бревен, дому бабы Оли.

«Почему ба называет его пятистенком, ведь стены всего четыре, а не пять? Ничегошеньки не понимаю, — отчего-то вдруг именно об этом подумала Наташа. — А дом красивый, и большущий какой! Лучше, наверное, только у председателя колхоза. Ну, это и козе понятно. А баба Оля, кажется, никогда и нигде не работала, а денег имеет не меньше, чем у преда. А вот интересно, чем она занимается, можно ли назвать работой? Не знаю даже. С утра до вечера к ней едут и едут, кто с чем, кто с болезнью, кто с проблемой какой. Если бы не помогала, то не ехали бы», — весьма практично рассудила Наташа.

Возле высокого забора, окрашенного в синий цвет, стоял новенький автомобиль марки «Жигули» красного цвета, пахнущий заводской краской, словно съехал только что с конвейера.

«0707 КЕА, — прочитала Наташа. — Аж с Кемерово прикатили к бабе Оле. Ничего себе! Не ближний свет. Видать приспичило. А номера счастливые, желание надо загадывать. Так, чего я больше всего хочу? Много чего хочу, но это все не то. Пусть ба не болеет, и лет до ста проживет. Вот мое желание».

Дверь на веранде дома открылась, на крыльцо вышел невысокий, уже не молодой, но поджарый мужчина почти с лысой головой, гордым орлиным носом и седой щетиной на лице. На улице стояла теплая, можно сказать жаркая погода, но мужчина был одет не по погоде — в супермодный кожаный пиджак, а под ним еще и в водолазку. Наташе было жарко в легком ситцевом безрукавном сарафанчике. В руке мужчина держал трехлитровую банку с водой.

«Неужто он замерз? Хозяин машины, наверное, — подумала Наташа, с интересом рассматривая представителя южно-кавказских республик Советского Союза. — На больного не похож, а банку с заговоренной водой держит. Зачем пожаловал к бабе Оле, от каких проблем избавиться хочет?»

С некоторой временной задержкой за мужчиной вышла молодая, яркая, красивая брюнетка. Она почти на голову была выше и лет на тридцать младше своего спутника, что, кажется, никак не смущало мужчину. Мужчина весьма галантно падал руку женщине и помог той спуститься с крыльца.

«А она ведь беременная. Живот не такой большой, как у Алены. Но есть. Везет мне сегодня на беременных, к чему бы это?» — задумалась Наташа.

— Все будет хорошо! Пей водичку. Деньков через десять забудешь навсегда про все свои болячки. И ребеночка выносишь. И еще одного родишь, коль захочешь, — вначале раздался громкий и звонкий голос, а затем в дверном проеме показалась и обладательница голоса — крепкая, круглолицая и розовощекая хозяйка большого дома, сродная бабушка Наташи, баба Оля. Увидев Наташу, она прокричала:

— Племянница, что за калиткой стоишь, как не родная. А ну быстро проходи в дом!

Баба Оля всего лет на десять была младше Пелагеи Ивановны, но считала себя еще достаточно молодой женщиной и Наташу иначе, как племянницей, не называла. В прошлом году она в третий раз последние десять лет вышла замуж. Предыдущий супруг, не выдержав стройки, пасеки, трех коров, коня, трактора, ну и самой Ольги Вениаминовны, сбежал куда-то на Север, чтобы та не смогла его достать своими «приворотами» и «примочками». Большому дому необходим был постоянный уход и умелые мастеровые руки. Надо отдать должное бабе Оле — она всегда умела находить того, кто будет следить за домом и хозяйством, да и остальные супружеские обязанности выполнять в полном объеме.

— Проходи, племяшка! Давно что-то не заходила. — Баба Оля прижала Наташу к себе. — Ой, худющая какая! Одна кожа да кости! Все науки зубришь?

— Зубрю, — согласилась Наташа, еле вырвавшись из крепких объятий бабы Оли.

Баба Оля взяла за руку «племянницу» и завела ее в просторную кухню.

— Присаживайся, посекретничаем. Решила, куда поступать будешь? — поставленным голосом гипнотизера спросила баба Оля.

— Сдала вчера документы в Сельхоз, а там видно будет, — не очень уверенно ответила Наташа.

— Что-то не очень весело. Вижу, не туда совсем глядишь. В артистки, поди, хотела. Сейчас все артистками хотят быть. А что, племяшка, может погадать тебе?

Наташа неуверенно пожила плечами. То ли боялась узнать правду, то ли не хотела, чтобы об ее тайнах узнал кто другой.

— Что, сдрейфила? — баба Оля буквально «давила» на Наташу своей мощной энергетикой. — Карты, да и бобы не врут. Надо только уметь читать. Своим, деревенским, не гадаю. Но для тебя сделаю исключение. Ну что, племянница, готова узнать о себе правду, заглянуть в свое будущее?

«А что я теряю? Я же читала, что если предупреждена, то вооружена. Вон люди за шестьсот километров едут, а меня еще и уговаривают. Что, сдрейфила? Да ничего я не сдрейфила! Мне даже интересно узнать, что и кто ждет впереди!» — Природное женское любопытство победило, и Наташа согласилась.

Ольга Вениаминовна провела Наташу в закрытую комнату, где вела прием посетителей. Наташа в этой комнате еще ни разу не была и с интересом рассматривала убранство. Окно, наглухо закрытое темными шторами, не пропускало дневной свет. Во всех углах, а не в одном, как принято обычно, висели иконы. Возле икон горели восковые толстые свечи. Причудливые тени играли и на стенах, и на потолке. От горения воска в комнате стоял специфический запах. Из мебели в комнате имелся большой круглый деревянный стол и три табуретки. На столе, кроме десятка различных по отделке и размерам икон в медном подсвечнике стояла сгоревшая на треть затушенная свеча. Баба Оля прошла к столу и села на самый большой табурет, и лишь тогда окликнула Наташу:

— Садись рядом, племяшка, не робей!

Наташа присела на самый краешек табурета, с любопытством смотря на бабу Олю, ожидая чего-то интересного и необычного. Ей не было страшно, но «мурашки» бегали по всему телу. И кончики пальцев на руках и ногах покалывало.

— На бобах или на картах? — больше для себя, чем для Наташи, спросила гадалка. — Давай на картях!

Баба Оля в течение пяти-шести минут выполняла какие-то непонятные манипуляции с колодой карт: тасовала, раскладывала, собирала, часть отбрасывала, опять раскладывала, просила Наташу сдвигать, доставать карты из колоды. Наташа пыталась по выражению лица, по глазам бабы Оли понять, что гадалка про нее узнает. Но лицо у бабы Оли во время гадания ничего не выражало, словно закрылось восковой маской.

— Коль сама обещала, — начала, наконец, говорить Ольга Вениаминовна, — то уж расскажу, дура старая. Экзамен в институт сдашь хорошо, но учиться там не будешь. Сама скоро узнаешь почему. Тогда ко мне сразу придешь, не перебивай, почему — не отвечу. Сама скоро узнаешь, тогда и поймешь меня. — Гадая, баба Оля избегала смотреть Наташе в глаза. — Работать пойдешь, но не в колхоз. Не в Лугах жить будешь. Там, милая моя, забеременеешь. Как Катька, мать твоя, от служивого. Но он какой-то непростой. То ли герой, то ли орденоносец какой. Много про него не ясно и закрыто. Но замуж за него не выйдешь. Два раза смотрела, карты не врут. Хватанешь, девка, лиха! Но года через два-три начнет у тебя все налаживаться. А вот впереди все гораздо светлей: и выучишься, и работа будет, и уважение прейдет. Но в личной жизни не скоро все еще случится. Не скоро все наладится. Поверь мне, карты не врут, карты завсегда правду кажут. — Баба Оля поискала в карманах своего безразмерного халата и подала Наташе коробок спичек. — Зажги на столе свечу!