Александр Кондратьев - Туристы икс [СИ]

София не связалась ни с Луной, ни с Рисли. В новом теле она лишилась возможности принимать и передавать пи-информацию, сканировать и читать мысли людей, изменять материю тела. Она стала обычным смертным человеком с большим объемом информации в своем мозгу.

София не заметила как оказалась возле туристической усадьбы «Старый замок».

Возле каменного забора усадьбы, выложенного из природного сланца, ее встретил взволнованный отец Лены Толокновой.

— Аленушка, что случилось? — Виктор Александрович Толокнов буквально подбежал к Софии. — Почему так долго? Почему не взяла с собой сотовый телефон? На тебе лица нет! Тебе плохо?

«Точно подмечено: лица у меня своего давно уже нет».

— Пап, со мной все в порядке. Не расстраивайся. Просто не хотелось с Тялан-Туу уходить. Там я была чуть ли не на небесах. Никакой суеты. Лепота, — София постаралась улыбнуться. — Как в раю.

— Девочка моя, а почему тогда ты такая грустная?

— Я не грустная, а задумчивая.

— Я здесь тоже чего только не передумал, пока тебя ждал. И из охраны еще никого нет, хотел уже местных стражей за тобой послать. Сергей приедет, велю, чтобы от тебя ни на шаг не отходил. Да и машина сопровождения скоро подъедет. Путева проводили. Все, слава богу, нормально прошло. Но предчувствие у меня не хорошее осталось, и сердце второй день ноет. Не знаю к чему.

— Пап, пойдем, я тебе капель накапаю, а то, не дай бог, прихватит как тогда после выборов.

— Пойдем. — Виктор Александрович обнял дочь, — только не корвалола, а коньячка накапаешь, граммов пятьдесят. Давление внутричерепное надо снять…

— Орлов!.. Иван Орлов, очнись! — кто-то настойчиво пытался до него докричаться.

Иван открыл глаза, сознание медленно возвращалась. Вначале он увидел над собой большой темный силуэт, который постепенно стал светлеть, уменьшаться, превращаясь в заведующую терапевтическим отделением алтайской Городской больницы Елену Владимировну Корневу, одноклассницу Ивана.

— Лен, привет, — не очень громко, но достаточно отчетливо произнес Иван, — а знаешь, я не знаю твою нынешнюю фамилию, по мужу.

— Иван, ну ты даешь! Нашел время спрашивать! В таком состоянии и свою не мудрено забыть. Гордиенко я, уже пятнадцать лет как Гордиенко.

— Так ты теперь хохлушка! Окрас поменяла, — Иван попытался улыбнуться, что не очень-то у него получилось. — А где ж тогда твоя коса? Лен, я слышал, что всех хохлушек обязали с косами ходить, рекламировать хохляцкие народные традиции.

Елена Владимировна, слушая Ивана, поправила короткие волосы, ни как не вязавшиеся со свободной и не зависимой Украиной. Прическа у нее была немодной, что-то в стиле сессон восьмидесятых годов, но Елене Владимировне шла, балансируя ее узкое худоватое лицо пышными, слегка завитыми вовнутрь ярко-коричневыми окрашенными волосами. Походила Елена Владимировна скорее на француженку: не красива, но симпатична и приятна во всех отношениях. Чем-то она смахивала на Мирей Матье, скорее — прической. Как поет Елена, Иван не знал. Не приходилось познакомиться с ее вокальными данными. В школе она категорически отказывалась петь даже в хоре, то ли от того, что слишком хорошо поет, то ли напротив.

А вот голосом Мирей Матье Иван восхищался. Было в ее голосе такое, что заставляло на время забывать о многом и просто слушать. Иван из французского языка знал всего несколько слов, имевших прямое отношение к фильму «Три мушкетера», Михаилу Боярскому и песни в его исполнении, что не мешало понимать, о чем поет певица.

Есть певцы местного значения, есть национального, а есть мирового масштаба. Мирей Матье без сомнения является достоянием Мира, недаром ее так любят во всем мире, и поклонники ее далеко не однополярные люди. Ею восхищался Леонид Ильич Брежнев — Генеральный секретарь компартии СССР и Рональд Рейган — президент США, и Иоанн Павел Второй — Папа Римский, глава католической церкви, и ковбой Джек из Техаса, и оленевод Василий из Чукотки.

Елена Владимировна была одета в серый классический брючный деловой костюм, а не в юбку и расшитую крестиком блузу. Как не искал Иван сходство в Гордиенко с украинским живым идолом красоты и политики, но сходства с Юлией не находил.

— Иван, вроде на посттравматический бред твои шутки не тянут, хотя, с такой травмой возможно всякое. Дай посмотрю. — Елена Владимировна аккуратно, стараясь не причинить лишних страданий, осмотрела поврежденную голову. — Кто же тебя так? Снести голову пытались. Да… повернись к свету… так… хорошо… замечательно… очень хорошо… везунчик. А здесь… тоже хорошо…

Иван пытался уследить за ходом мысли доктора. Да куда уж. Логика практикующих врачей отличается от общечеловеческой. То ли хорошо, что пробили голову, то ли хорошо пробили голову, то ли хорошо, что так, а не иначе пробили голову. Так же можно было судить про «замечательно», «очень хорошо», «отлично». Иван решил не мучить себя выстраиванием предположений, опираясь на произносимые Еленой Владимировной слова, а дождаться окончательного диагноза. Неразгаданных ребусов ему хватало и без этого.

— Орлов! — чуть ли не официально обратилась к подозрительно притихшему Ивану Елена Владимировна. — Ты и в школе слыл счастливчиком и везунчиком. Можно сказать, что в рубашке родился. Я, конечно, не рентген, но могу твердо сказать, что голова у тебя в целом целая. Мозги тебе, вероятно, стрясли изрядно. Кое-какие провалы в памяти могут наступать, пока все в голове не уляжется на место, как лежало ранее. А черепная коробка целехонька, хоть орехи об нее долби. Вроде твердолобым раньше не был, а, Иван? — улыбнулась Елена Владимировна. — Да не смотри ты на меня так! Шучу я, Иван. Не надо обращать внимания на наши медицинские шуточки. Они нас, Иван, если честно, частенько спасают от депрессника. Спирт и шутки — вот и весь арсенал для успокоения наших нервов в том дурдоме, в котором приходится денно и ночно вариться. Но так, как я не пью, терпи мои шуточки. Понятно, больной Орлов? — Елена Владимировна по привычке напустила строгости в свой голос, что обычно делала в разговоре с провинившимися больными. — Шевчиков десять наложить, недельку отлежаться и можно на танцы в какой-нибудь загородный санаторий отправляться. Мужики там в дефиците, потанцевать даже не с кем. В прошлом году сама с этим столкнулась, — подытожила осмотр Ивана врач.

— Лен, ты шевчики здесь наложить сможешь? — прищурив глаза, скорее не спросил, а попросил Иван.

— Иван, если бы не знала твою упертость, никогда бы… ты меня знаешь! Но, к сожалению, и я знаю тебя… к сожалению, — повторила Елена Владимировна, грустно вздохнув, вспомнив что-то со школьной поры; безответная любовь всегда оставляет приличный след в душе на всю жизнь. — Ну, да ладно. У тебя хоть кол на голове чеши, но в больницу тебя ехать не заставишь. Так ведь, пострадавший Орлов?