Энди Вейр - Проект Радуйся, Мария [ЛП]

Я повторяю эксперимент. Десять минут по секундомеру, и я считаю общее количество циклов. Результат: 346 циклов. То же, что и наверху.

Ей-богу.

Дело в том, что в центрифуге, чем дальше вы удаляетесь от центра, тем выше будет центростремительная сила. Так что, если бы я был в центрифуге, “гравитация” здесь, внизу, была бы выше, чем наверху. И это не так. По крайней мере, недостаточно, чтобы получить разное количество циклов маятника.

Но что, если я нахожусь в действительно большой центрифуге? Такой огромный, что разница в силе между нами и лабораторией настолько мала, что не меняет количество циклов?

Давайте посмотрим...формула для маятника...и формула для силы центрифуги...подождите, у меня нет фактической силы, просто подсчет циклов, так что здесь задействован фактор один над x...на самом деле это очень поучительная проблема!

У меня есть ручка, но нет бумаги. Все в порядке—у меня есть стена. После множества “сумасшедших заключенных, строчащих на стене”, у меня есть ответ.

Допустим, я на Земле и в центрифуге. Это означало бы, что центрифуга обеспечивает часть силы, а остальная часть поступает от Земли. Согласно моей математике (и я показал всю свою работу!), эта центрифуга должна была бы иметь радиус 700 метров (что составляет почти полмили) и вращаться со скоростью 88 метров в секунду-почти 200 миль в час!

Хмм. Я думаю в основном в метрике, когда занимаюсь наукой. Интересный. Хотя большинство ученых так и делают, верно? Даже ученые, выросшие в Америке.

В любом случае, это будет самая большая центрифуга, когда-либо построенная...И зачем кому-то ее строить? К тому же, что-то вроде этого было бы чертовски громко. Несется по воздуху со скоростью 200 миль в час? По крайней мере, здесь и там будет некоторая турбулентность, не говоря уже о большом шуме ветра. Я не слышу и не чувствую ничего подобного.

Это становится странным. Ладно, а что, если я в космосе? Не было бы турбулентности или сопротивления ветру, но центрифуга должна была бы быть больше и быстрее, потому что нет гравитации, которая могла бы помочь.

Больше математики, больше граффити на стенах. Радиус должен был составлять 1280 метров—почти милю. Ничего даже близко такого большого никогда не строилось для космоса.

Так что я не в центрифуге. И я не на Земле.

Другая планета? Но в солнечной системе нет ни одной планеты, луны или астероида с такой силой тяжести. Земля - самый большой твердый объект во всей системе. Конечно, газовые гиганты больше, но если я не на воздушном шаре, парящем вокруг ветров Юпитера, мне просто некуда пойти, чтобы испытать эту силу.

Откуда я знаю все эти космические штучки? Я просто знаю это. Это похоже на вторую натуру—информацию, которую я использую все время. Может быть, я астроном или планетолог. Может быть, я работаю на НАСА или ЕКА или—

Я встречался с Мариссой каждый четверг вечером за стейком и пивом в "Мерфи" на Гоф-стрит. Всегда в шесть вечера, и потому, что персонал знал нас, всегда за одним столом.

Мы познакомились почти двадцать лет назад в аспирантуре. Она встречалась с моим тогдашним соседом по комнате. Их отношения (как и большинство в аспирантуре) были крушением поезда, и они расстались в течение трех месяцев. Но в конце концов мы с ней стали хорошими друзьями.

Когда хозяин увидел меня, он улыбнулся и ткнул большим пальцем в сторону обычного стола. Я пробралась через китчевый декор к Мариссе. Перед ней стояла пара пустых стаканов, а в руке-полный. Очевидно, она начала рано.

“Перед игрой, да?” - сказал я, садясь.

Она опустила глаза и принялась вертеть в руках бокал.

- Эй, что случилось?”

Она сделала глоток виски. - Тяжелый день на работе.”

Я подозвал официанта. Он кивнул и даже не подошел. Он знал, что я хочу рибай, средний, картофельное пюре на гарнир и пинту "Гиннесса". То же самое, что я заказывал каждую неделю.

- Насколько это может быть тяжело?” Я спросил. “Теплая правительственная работа с ДОУ. Ты, наверное, получаешь двадцать выходных в год? Все, что тебе нужно сделать, это прийти, и тебе заплатят, верно?”

И снова никакого смеха. Ничего.

“Ой, да ладно тебе!” Я сказал. - Кто какал в твои Рисовые чипсы?”

Она вздохнула. - Ты знаешь о линии Петровой?”

“Конечно. Какая-то интересная тайна. Я предполагаю, что это солнечная радиация. У Венеры нет магнитного поля, но положительно заряженные частицы могут притягиваться туда, потому что она электрически нейтральна—”

“Нет,” сказала она. - Это что-то другое. Мы не знаем точно, что именно. Но это что-то...другое. Но все равно. Давай поедим стейк.”

Я фыркнула. - Давай, Марисса, выкладывай. Что, черт возьми, с тобой не так?”

Она обдумала это. - А почему бы и нет? В любом случае вы услышите это от президента примерно через двенадцать часов.”

- Президент?” Я сказал. - Соединенных Штатов?”

Она сделала еще глоток виски. - Ты слышал об Аматэрасу? Это японский солнечный зонд.”

“Конечно, - сказал я. “ДЖАКСА получила от него отличные данные. На самом деле это очень аккуратно. Он находится на солнечной орбите, примерно на полпути между Меркурием и Венерой. У него на борту двадцать различных приборов.—”

- Да, я знаю. Неважно, - сказала она. “По их данным, выход солнца уменьшается.”

Я пожал плечами. “Ну и что? Где мы находимся в солнечном цикле?”

Она покачала головой. “Это не одиннадцатилетний цикл. Это что-то другое. ДЖАКСА объяснила этот цикл. Все еще существует тенденция к снижению. Они говорят, что солнце на 0,01 процента менее яркое, чем должно быть.”

- Ладно, интересно. Но вряд ли стоит трех порций виски перед ужином.”

Она поджала губы. - Так я и думал. Но они говорят, что ценность растет. И темпы этого роста растут. Это своего рода экспоненциальная потеря, которую они поймали очень, очень рано благодаря невероятно чувствительным приборам своего зонда.”

Я откинулся на спинку стула. - Я не знаю, Марисса. Обнаружение экспоненциальной прогрессии так рано кажется действительно маловероятным. Но ладно, допустим, ученые ДЖАКСА правы. Куда уходит энергия?”

“Линия Петровой.”

"Хм?”

- ДЖАКСА внимательно посмотрела на линию Петровой, и они говорят, что она становится ярче с той же скоростью, с какой тускнеет солнце. Так или иначе, что бы это ни было, линия Петрова крадет энергию у солнца.”

Она вытащила из сумочки пачку бумаг и положила их на стол. Это выглядело как куча графиков и диаграмм. Она порылась в них, пока не нашла то, что хотела, затем подтолкнула его ко мне.

Ось x была помечена как “время”, а ось y-как “потеря светимости".” Линия была экспоненциальной, это точно.

“Этого не может быть,” сказал я.

“Все правильно,” сказала она. - В течение следующих девяти лет производство солнца упадет на целый процент. Через двадцать лет эта цифра составит пять процентов. Это плохо. Это действительно плохо.”