Анна Субботина - На пороге зимы

— Мне бы хотелось гордиться иными подвигами — совершёнными на поле боя, а не в зале для переговоров. — Элеонору смешила его серьёзность, она опускала глаза и щедро добавляла в голос лести. — Подвигами, какими гордитесь вы.

— Для этого ваши предки слишком любили жизнь. Даже для герба взяли цветок, который расцветает одним из первых. Слушайте свою кровь, Элеонора. Талларды никогда не правили, но всегда стояли рядом с троном.

— Прежде нам придётся пройти путём крови в самом буквальном смысле, — усмехнулась Элеонора.

— Это предоставьте нам с Ардериком. Ваше дело — удержать власть и вдохнуть в этот край жизнь. Никто не справится лучше.

Прежде чем вернуться в покои, Элеонора заглянула к Грете. Та долго не открывала, а когда наконец распахнула дверь, была бледна, как полотно.

— Я пришлю тебе лекаря, — быстро сказала Элеонора.

— Не стоит, госпожа. Завтра я буду здорова.

В комнате стоял тяжёлый, спёртый воздух. Элеонора уже собиралась закрыть дверь, когда увидела не до конца задвинутый под кровать таз с перепачканными кровью тряпками.

— Иди к Грете и присмотри за ней, — бросила она Бригитте, вернувшись к себе. — Если станет хуже, зови лекаря. И захвати мой ларец со снадобьями, пусть Грета берёт, что нужно. Она мне дороже трав и порошков.

Сейчас, когда фигуры на доске снова заняли свои места, Элеонора не испытывала к Грете ничего, кроме жалости. Не беда, она молода и здорова, у неё ещё будут дети. Ещё пара ходов — и Элеонора возместит ей потерю.

Бор-Линге накрыла северная ночь — короткая, светлая. Вода стояла высоко, перекрыв дорогу с берега, и оттого было особенно спокойно. На башне трепетали сразу четыре знамени — имперское, лиамское, Олларда и Ардерика, сшитое Элеонорой.

Под стенами качались на волнах корабли, где спали лиамцы — морской народ не захотел ночевать на берегу. Остальные расположились кто где — в уцелевших сараях, под телегами, просто под стеной, схоронившись от ветра. Замок стоял пустой. В главном зале на дубовом столе лежали трое Эслингов, прикрытые родовым знаменем, и никто не отважился составить им соседство.

Ардерик завалился спать ещё в полдень, сразу после битвы, и теперь таращился в сумерки, потягивая эль. Верен со своим лучником-неразлучником спал под медвежьей шкурой — той самой, которая когда-то дала Адерику имя. Он думал, она сгорела вместе с укреплениями, но Шейн не поленился притащить её в логово как добычу. Раньше Ардерик берёг императорский подарок как зеницу ока. Сейчас былые подвиги и награды потускнели и выцвели. Пусть под шкурой спит Верен, даже для его дружка не жалко. Сразу после боя парней напоили горячим мёдом, растёрли жиром с травами и уложили. В битве-то все держатся молодцами, зато после морское купание может так аукнуться, что мало не покажется. Знал бы Ардерик, что за рыбу поймали в ту клетку, от которой он так спокойно отвернулся на берегу! Всё равно ничего бы не сделал, не успел бы, но кулаки сжимались в бессильной ярости. Посадить бы туда Шейна да самого макнуть!..

Младшего Эслинга искали везде. Лиамские корабли вышли в море сразу после сражения. Раз мальчишкам, в жизни не видавшим морской воды, повезло поймать тягун и спастись, что говорить о Шейне, который знал здесь каждую пядь морской глади! Но сколько ни обшаривали берег и острова, не нашли ни следа. Вода поднялась, опустилась и снова поднялась. За это время можно и насмерть замёрзнуть, если прятаться, скажем, в камышах.

Чуть поодаль сидел Оллард. Его едва было видно за стопкой книг, которые он вытащил из замка. Одна тьма знает, на кой морские бароны держали такую прорву книг — десятка три, не меньше. Были среди них и обычные расходные записи. Оллард листал их, позабыв о сне, и ничто не напоминало, что несколько часов назад маркграф отчаянно рубил врагов, изящно позабыв, что ему велели не высовываться.

— Вот и потерянные мечи, — негромко проговорил он.

Ардерик поднял голову:

— Мечи?

— Да. Помните, вы не могли найти три сотни клинков? Вот они, записаны. Здесь вообще много занятного. Стрелы, копья, припасы… Если бы старый барон выжил, на основании этих записей его можно было бы трижды казнить как изменника. Он несколько лет переправлял в Бор-Линге всё, что могло пригодиться. А потом и сам сюда перебрался, чтобы спокойно готовить мятеж.

Ардерик поднялся, морщась от прострела в плече. Азарт битвы отступил, эль притуплял боль не так сильно, а повязка с мазью помогала ещё меньше. Он уселся рядом с маркграфом, и тот развернул книгу, чтобы удобно было читать. Солнце только зашло, и света хватало.

— Зуб даю, наш барон прекрасно знал, кто перехватил мечи. А жратву он точно слал по доброй воле.

— Не кипятитесь. Дойдёт очередь и до Тенрика Эслинга. Ему придётся хорошо покрутиться, чтобы доказать, что он единственный из всей семейки не помышлял об измене. А нам — проследить, чтобы он не выкинул что-нибудь неподходящее от расстройства.

Ардерик опёрся о стену и уставился в небо. Там кружили чайки и вороны — чуяли мертвецов, но клевать не отваживались. Одна чёрная тень металась вокруг замка, садясь на подоконник главного зала и сразу взлетала снова. Даже птице нечего было делать в Бор-Линге. Людям — тем более. Днём сложат погребальные костры и разойдутся. Ардерик вдохнул солёный воздух, щедро приправленный кровью и тлением. Как просто было пробивать дорогу мечом, как тоскливо будет снова писать отчёты и прошения… Но раз судьба сберегла его и в этой битве, значит, было для чего. Может, чтобы добить Шейна и всё же принести Элеоноре рыжую голову…

— На Перелом он привёл пять сотен с хорошими мечами и камнемётами, — снова заговорил Ардерик. — Смели нас так же легко, как мы их сегодня. Пламя стояло до небес. Самое позорное и сокрушительное из моих поражений. Если бы баронесса не открыла ворота, мы бы сейчас не разговаривали.

— Она всё же вошла в замок первой, — усмехнулся Оллард, кивнув на платок с ландышами, в который снова завернули остатки киновари. — Знаете, повезло нам и всему Северу, что они со старой баронессой оказались по разные стороны игральной доски. Я считал Элеонору слишком мягкосердечной и взбалмошной, чтобы править, однако теперь задумался, не успела ли она перенять от свекрови больше, чем кажется.

Ардерик пожал плечами и тихо выругался от боли: похоже, месяц-другой придётся на манер маркграфа всё делать левой рукой. Мечом-то махать он умел с любой стороны, а управиться с ложкой будет посложнее.

— А здесь пишут, что раньше Лиам граничил с некими землями, которые позже ушли под воду. — Оллард листал уже другую книгу. — Будто эти острова — вершины древних гор…

— Сказки, — фыркнул Ардерик. — Что за книга-то?