Анна Субботина - На пороге зимы

— В этом году лиф шьют в складку с бархатной отделкой!..

— Складки совсем мелкие, а отделка из золота и янтаря!..

— Бархат? Янтарь? Что за чушь? На Перелом будет объявлено о полном присоединении Севера, и мы должны поддержать наших воинов подобающими нарядами. Говорят, сам император выйдет одетым на северный манер: в дублет из лучшей шерсти с собольим воротником!

— Вязаные вставки будут смотреться превосходно!..

— А если добавить отделку медвежьим мехом? Ведь войско ведёт Ардерик Медвежья Шкура!

— Ах этот Ардерик! Верный воин императора, но язык у него просто ужасный…

— Так вести о победе придерживают нарочно, чтобы меха не подешевели?

— А вы сомневаетесь?..

— Вестей с Севера до сих пор нет.

За окнами зала Совета темнело, но светильники не давали теням сгуститься в углах. В Тёмные дни дворец служил маяком для глаз и сердец, а потому расходы на свечи и масло превышали все мыслимые пределы. Зато на карте, по которой вёл указкой военный министр, можно было различить каждую букву. Император, канцлер и другие министры собрались вокруг стола, на котором из разных пород дерева была составлена карта, и неотрывно следили за кончиком указки. Золотая линия — Северный тракт — вилась между маркграфствами из морёного дуба и палисандра, подбираясь к массиву из светлого бука. Дальше плескалась широкая кайма из серебра — Ледяное море, куда впадали серебряные же реки.

— Сотник Ардерик давно должен был добраться до Эслинге. Мы знаем, что он благополучно пересек границу Северного маркграфства вскоре после Поминовения, — военный министр чуть задержал указатель на рубеже, откуда до самоцвета, обозначавшего замок, оставалось пара вершков. — С тех пор не было вестей ни от него, ни от барона.

— Три недели, — император хмурился, глядя на карту, и постукивал по ней черенком пера. — Достаточно, чтобы освоиться на месте и расправиться с разбойничьей шайкой. Даже если во всей округе не оказалось почтовых голубей, можно было послать гонца. Вы говорили, дорога безопасна?

— Безопасна, и доказательства тому — осенние обозы, достигшие столицы без всяких препятствий.

— Что ж, подождем ещё неделю, после чего сами отправим голубей. Все вы знаете, что победа над Севером принесёт нам не только богатства Ледяного моря, но в первую очередь покой и воодушевление среди народа. Мы давно не склоняли своих знамён, но и не приносили чужих. Люди должны знать, что рубежам Империи ничего не угрожает. А в Тёмное время нужда в добрых новостях особенно велика. — Император обвёл министров взглядом и отложил перо. — Мы хорошо потрудились сегодня, господа. Ещё что-то?

— Дело маркграфа Олларда, — негромко проговорил канцлер. В руках у него была толстая кожаная папка, из которой виднелись края бумажных листов и пергаментных свитков. — Расследование завершено. Свидетели допрошены, замок осмотрен, все представляющие интерес предметы и бумаги приобщены к делу.

— Прекрасные новости! — Император позволил себе улыбку. — Сегодня я просмотрю бумаги, и завтра же соберём Верховный суд. Народ получит подарок на Перелом — не один, так другой.

Дверь в императорском кабинете чуть слышно скрипела, предупреждая о немногочисленных гостях, вхожих без доклада. Канцлер вошёл бесшумно, и император поднял на него глаза, только когда на стол перед ним шлёпнулась увесистая папка из телячьей кожи.

— Итак, дело маркграфа Олларда, — проговорил он, пока канцлер устраивался в кресле напротив. — Может стать одним из самых громких скандалов за последние пятнадцать лет.

— Дело и вправду крайне занимательное, — согласился канцлер, открывая папку. — Причём занимательно в нём всё, от личности обвиняемого до доказательств его вины.

— Я с удовольствием обсужу его личность после того, как опустится топор палача. Кто мог подумать, что Оллард сам копает могилы, а?.. За одно это следует казнить, а за то, что он делал с останками, и подавно. Давайте приговор.

— Не будем торопиться. — Канцлер взял бумаги в руки, но передавать не спешил. — Есть некоторые нюансы. Обыск замка, осмотр земли и допрос свидетелей были выполнены со всей тщательностью, однако не дали достоверных улик. Мы обнаружили подвальную мастерскую, однако там не оказалось ничего запрещённого. Заготовки для музыкальных автоматов и часов, модели полевых механизмов — словом, ничего особенного. Потайные ходы также были осмотрены, благо в наших руках оказались и планы, и ключи. Решительно ничего интересного. Мы не нашли ни малейших доказательств того, что выкопанные тела когда-либо хранились в замке. Правда, осколки крупных костей были найдены в собачьем вольере, но кому они принадлежали, сказать уже невозможно.

— Да отчего же невозможно?.. Впрочем, Оллард достаточно умён, чтобы вовремя замести следы. Значит, вы построите обвинение на показаниях свидетелей?

— И здесь не всё так просто. Давайте вспомним, с чего всё началось. Вскоре после Праздника Урожая [17] Праздник Урожая — 1 августа. пришла жалоба от маркграфа Фердинанда Вилларда, — канцлер положил перед правителем густо исписанный лист, — будто бы Оллард жестоко обращается со своей женой. Держит её взаперти, не пускает лекарей, не позволяет приглашать гостей. Все это подтвердила нянька, живущая в замке, вот её подписи на жалобе и на протоколе допроса. Однако же дознаватели, прибыв в замок, обнаружили лишь тело госпожи Оллард. Она умерла не менее пяти лет назад и была подобающим образом похоронена в фамильной усыпальнице на замковом кладбище. Рядом с ней была похоронена единственная дочь Оллардов, скончавшаяся буквально накануне нашего приезда.

— Я помню, как мы поминали их обеих, — задумчиво кивнул император. — Ужасная история. Причину выяснили?

— Найти следы насилия либо отравления не удалось. В случае с дочерью можно с уверенностью утверждать, что виной всему мучивший её с рождения недуг. Госпожа Оллард, вероятнее всего, тоже скончалась от болезни — если помните, она много лет страдала нервным расстройством.

— Но почему Оллард скрыл смерть жены?

— Кто знает, — пожал плечами канцлер. — Меня больше заботит, куда смотрел господин Виллард, когда писал свою жалобу. И отчего нянька — как её? а, Катерина из Лиффена, — не заметила, что госпожа пять лет как мертва.

— Это говорит не о её безумии или злом умысле, а об умении Олларда пускать пыль в глаза.

— Вполне вероятно. Но есть ещё кое-что — судя по показаниям няньки, она не ладила с Оллардом, и он выставил её из замка за несколько дней до смерти дочери. А до того изрядно обидел маркграфа Вилларда. Летом должны были объявить о помолвке между их детьми, однако Оллард отказал. По слухам — в весьма резкой форме. Встаёт вопрос, было ли обвинение следствием заблуждения или же заведомо ложным?