Таис Сотер - Птица в клетке

Он кинул на нее оценивающий взгляд.

— Когда ты сможешь справиться с этой проблемой, когда я смогу вернуть себе сына, я буду считать, что ты выполнила свою часть сделки.

— Вашего сына нельзя исправить, — тут же отреагировала девушка. — Его дар — это не болезнь, которую можно вылечить.

Император спокойно кивнул.

— Я знаю. Значит, найди другой способ. Если хочешь быть свободной.

Играть на жажде свободы было нечестно с его стороны. Но раз только это могло зажечь взгляд Эрики, пока она рядом с ним, — значит, он будет нечестным.

Она взволнованно поднялась, обогнула стол и присела у ног Ядгара. Была так близко, что Альге почти задержал дыхание, опасаясь спугнуть девушку. Волнение и нетерпение окутывали ее, отражаясь во взгляде и неровном дыхании.

— Вы хотели, чтобы я коснулась вас… Позвольте мне сделать это сейчас.

Альге медленно кивнул, но в самый последний момент, когда ее ладонь была почти у его лица, перехватил руку, стараясь не задеть открытую кожу.

— Зачем?

«Чтобы понять, что затрудняет ваш контакт с эсперами, я должна узнать вас лучше. Пусть даже это… непросто».

— Разве это не опасно для тебя? Ты, возможно, еще не восстановилась после вчерашних событий.

— На моих способностях это никак не сказалось. У меня есть проблемы с контролем, но сейчас это поможет обеспечить нам более полный контакт. Чем больше я буду открыта, тем лучше.

Это был риск. Для Эрики в первую очередь. Но и для него тоже. Потому что он и так с трудом сдерживался, сверху вниз глядя на девушку. Ее беспомощно-трогательная поза у его ног была абсолютно невинна, но именно это и будило в Альге самые темные желания.

— Тогда нужно сделать по-другому. Я уже показывал тебе…

Вторая его рука легла ей на затылок. И прежде чем Эрика сделала попытку отодвинуться, он нагнулся и припал к ее губам. Жадно, почти грубо, не давая никакой возможности избежать поцелуя. В этот раз она и не сопротивлялась.

Все так знакомо. Прикосновения жестких губ, властные руки, не дающие отстраниться. И холодная пустота внутри, поглощающая и лишающая воли.

И все же было немного по-другому. Изменился ли Альге, стала ли я иной, но, не имея возможности укрыться, сдалась на волю пустоте и поняла, что раствориться в ней — не означает умереть. Потому что, отдав всю себя императору, я получила то что раньше мне было недоступно. Ядгар позволил изучать его, поддерживая и оберегая от самого себя… Мне все еще было страшно и одиноко, как маленькому ребенку, заблудившемуся в темноте, скрывающей монстров. Только теперь я знала, что хозяин этих чудовищ не позволит им съесть меня.

Сквозь пелену транса чувствовала, как меня подняли и посадили на колени. Руки скользили по спине, гладили волосы, касались нежной кожи на шее, порождая дрожь. Я не испытывала отвращения, как и удовольствия — все это жадно проглатывала пустота, ничего мне не оставляя. Но тело неожиданно инстинктивно отреагировало на прикосновения, на движения губ, на горьковато-терпкий запах Ядгара. Я прогнулась, прижавшись к нему еще ближе и ответила на поцелуй.

Вкус его губ, жар тела стали для меня защитой от нестерпимого холода чужого сознания, заполняя мою потребность в человеческом тепле. Возможно, это было всего лишь суррогатом того, что мне на самом деле требовалось, но разве я могла выбирать? Разве он мог дать мне больше?

Вскоре я так глубоко погрузилась в транс, что перестала чувствовать происходившее в реальности. Потому что там, за пустотой и тьмой, внезапно обнаружила что-то живое и человеческое. И раньше, чем успела остановиться, я погрузилась в воспоминания Альге.

Любой эспер знает, что лезть в чужие воспоминания не стоит. Потому что на практике это работает иначе, чем представляется обычным людям. Никаких последовательных кадров, как в кино. Воспоминания — это жуткое нагромождение всего того, что человек копил всю свою жизнь, и, как правило, они вываливаются на тебя снежной лавиной, таща с собой и не давая опомниться.

Сцены чужой жизни, обрывки разговоров, образы людей — весь этот хаос затопил меня.

Маленький выродок… Мой повелитель… Женский смех, отдающий фальшью. И тут же — страшный хрип умирающего человека, которого почему-то совсем не жалко.

Острая боль в коленке… Тепло солнечных лучей чужого мира… Прикосновение к бархатной женской коже.

Тяжелый и грузный силуэт мужчины… Звездное небо Лонги… Серые глаза, смотрящие с тревогой и заботой… И мое собственное лицо, такое знакомое и в то же время чужое. Гораздо более красивое, чем я видела в зеркале каждый день. Со строгими и правильными чертами, высокими хрупкими скулами, яркими губами и сливочной кожей. И карими глазами, в глубине радужки которых был вызов…

Он такой видит меня?

Не знаю, сколько еще я бы барахталась в чужих воспоминаниях, но внезапно все прекратилось. Контакт прервался.

Я подняла неожиданно тяжелые веки и заморгала, пытаясь вернуть себе чувство реальности. Судя по ощущениям и тому, что мне открылось, я лежала на полу. Обнаженную спину приятно щекотали ворсинки ковра…

Что?! Я резко села, обнаружив, что на мне нет блузки, а юбка задрана до самых бедер.

— Очнулась? — донесся до меня мрачный голос Ядгара. Он сидел в нескольких шагах от меня на кресле и застегивал пуговицы рубашки. Пепельные волосы его были встрепаны, а кончики ушей немного покраснели. И выглядел он… несколько возбужденно.

Так. Неужели я пропустила нечто важное? Неужели мы…

— Нет, — скривился Альге, приглаживая волосы, — ты практически отрубилась. Возможно, это старомодно, но я предпочитаю заниматься сексом с девушками, когда они в сознании, а не похожи на безвольных кукол.

Волна облегчения, что меня затопила, не осталась незамеченной.

— Одевайся и проваливай, — приказал император, отводя взгляд, словно мой вид его отталкивал.

Меня не нужно было просить дважды.

В кровати было мягко, тепло и уютно. А самое главное, безопасно. Ну, до тех пор, конечно, пока никто не пытался вытащить меня оттуда силком. Но в этот день, а также на следующее утро меня оставили в покое. Вечером принесли ужин — и унесли нетронутым. Завтрак я тоже проигнорировала, в обед вяло поковырялась ложкой в гарнире, не взглянув на суп. Есть не хотелось, как и вставать с постели. Знакомая вялость, пустота в мыслях и отсутствие сил знаменовали собой наступление депрессии. Не той, которой порой страдали благородные дамы при отсутствии настроения, а той, что заставляла думать о смерти как о весьма привлекательной перспективе. Впрочем, и желание смерти было каким-то тусклым, как будто не моим.

Такое со мной уже было. Впервые — лет в пятнадцать, когда произошел скачок моих способностей, к которому я не была готова. Тогда начало депрессии пропустили, и из болезни я выбиралась долго и мучительно. Второй раз изменение моего состояния успели заметить, и почти месяц меня безостановочно пичкали лекарствами. Помогло, но о тех днях у меня до сих пор остался провал в памяти. Да и причину срыва, если честно, я тоже не помнила.