Максим Бочковский - Нераскрываемые преступления

— Предупреждать же надо, — с облегчением проговорил Керенский, уже не придерживая руками руль.

Он понял, его ведут какие-то силы, и хотел надеяться, что ведут правильно. Машина затормозила у девятиэтажного дома. Пётр вышел. Стекло балконной двери на пятом этаже вдребезги разбито. Следователь помчался по лестнице вверх. Остановился у нужной двери. Позвонил. Прислушался. Из квартиры доносился нечеловеческий рёв. Не мешкая ни секунды, он вытащил пистолет и, отойдя на несколько шагов, прострелил замок. Дверь отворилась. Из пустынного коридорчика послышалась какая-то жутковатая тишина. Керенский прошёл внутрь, держа пистолет наизготовку. Вдруг во всей квартире разом погас свет. По спине пробежала дрожь. Сделав несколько шагов, Пётр остановился. У него возникло отчетливое ощущение, что на него кто-то смотрит злым пристальным взглядом. Откуда-то сзади и чуть сверху. На потолке чувствовалось еле ощутимое движение. В следующий момент нечто тяжёлое упало на пол. В полной тишине этот звук показался взрывом бомбы. Резко развернувшись, следователь всадил несколько пуль в мертвое окровавленное тело. Выругался. Затем прицелился в потолок. Наверху никого уже не было. По стенке Керенский стал пробираться к большой комнате. Внутри всё похолодело. Оно здесь. Бесшумно продвигается. Не выпускает из виду охотника, превращая его в добычу. По комнате, завывая от ощущения безграничной свободы, гулял ветер. Люстра с неприятным скрипом раскачивалась из стороны в сторону. Дуло пистолета продолжало шарить по углам в поисках цели. Ничего не видно. Хоть бы одна лампочка горела на улице, но нет. Как будто сам великий творец разом выключил весь свет в мире. Дикий рык сзади заставил Петра обернуться. На мгновение он увидел «Это». Страшное оскаленное существо с человеческими глазами, сидящее на потолке. Но только на мгновение. В следующий момент оно прыгнуло и пролетело буквально в сантиметре от уха следователя, явно намереваясь уйти через разбитое окно. Реакция Керенского была молниеносной. Грянул выстрел. Чудовище взвыло и с грохотом приземлилось на балконный пол. Что-то затрещало. Начало лопаться. И трухлявый балкончик, сорвавшись со стены дома, полетел вниз. Послышался звон бьющегося стекла и автомобильная сигнализация. Следователь выглянул в окно.

— О, чёрт возьми? — удивился он, увидев, что балкон придавил две припаркованные у подъезда машины, одной из которых оказалась его, взятая напрокат шестерка.

Первой осмысленной вещью, которую понял Пётр после сражения со страшной зверюгой, стало то, что он не сможет оплатить ущерб ни прокатной кампании, ни хозяину второго автомобиля — шикарной иномарки.

Несколько дней спустя Артемьев пригласил Томченко к себе в кабинет. Тот пребывал в самом хорошем расположении духа.

Недавно убитая Керенским обезьяна, была направлена на исследование в лабораторию, и он вот, вот ожидал результатов. Факт появления гибрида человека и человекообразного примата должно было перевернуть научный мир. Но больше всего Сергей ждал продолжения расследования, нахождения и привлечения к уголовной ответственности людей, виновных в убийствах, совершённых тварью.

Следователь зашёл в кабинет начальника с видом победителя, в костюмчике и с гордо поднятой головой. Недавней меланхолии как не бывало. Зам. прокурора захлопнул папку с документами, лежащую перед ним на столе.

— Присаживайтесь, — сказал он официальным тоном.

Томченко почувствовал, как внутри у него медленно нарастает тревога.

— У меня для вас две новости, — проговорил Артемьев, вставая.

— Только не говорите, что одна плохая.

Начальник кивнул.

— Но начну я, пожалуй, с хорошей. С вас снимают все обвинения насчёт совращения малолетней.

— Да? И что они потребовали взамен?

— Тело убитой обезьяны.

Сергей потерял дар речи. Как будто на него неожиданно вылили ведро ледяной воды.

— Нет! Алексей Дмитриевич, нет! Нельзя этого делать!

Томченко вскочил и зашагал по кабинету.

— Если мы отдадим им труп, у нас не будет поводов для дальнейшего расследования. Они останутся безнаказанными.

— Уже остались, — вздохнул зам. прокурора.

— Что?

— Я согласился на сделку. Вы нам важнее, чем какая-то эфемерная справедливость.

— Эфемерная? — взорвался следователь. — Вы считаете, что справедливость эфемерная?

— Успокойтесь, Томченко, — примирительным тоном отозвался Артемьев.

— Нет! Не хочу. Я хочу спросить вас, почему в России есть люди, убивающие просто так и никто не может с ними ничего поделать?

Зам. прокурора вздохнул, поняв, куда клонит подчинённый.

— Я вам отвечу. Потому что есть те, кто идёт на сделки с ними. Что такое Я? Мною можно было и пожертвовать…

— А о «нераскрываемых преступлениях» вы забыли? Ведь без вас не будет и вашего отдела. Им вы готовы пожертвовать?

Томченко медленно осел на стул.

— А Юля, что с ней будет?

— Не волнуйтесь, я об этом позаботился. Она уже там, куда их руки не дотянутся. Я купил ей билет на самолет и дал денег. На первое время ей хватит.

— А профессор Райский?

Артемьев пожал плечами, мол: «Его как не было, так и нет». Сергей вздохнул и поднялся.

— Ты сейчас куда? — вдруг по-дружески осведомился начальник.

— Работать. Вы же купили для меня место в вашем учреждении.

Хлопнула дверь. Заместитель генерального прокурора склонил голову и потёр виски. Если кто-то решил, что ему легко далось решение о сделке, он глубоко ошибается.

По тихим коридорам больницы туда-сюда ходят люди в белых халатах. Девушки — молодые медсёстры — возят каталки. Металлические колёсики гремят о бетонный пол. В одной из палат происходят довольно тяжёлые роды. Даже врач, стоящий рядом с кроватью девушки, уже начинает волноваться. Девушка молодая, черноволосая. Красивая, даже несмотря на то, что глаза её туго перетянуты лоскутом чёрной материи. Врач что-то успокаивающе говорит ей, однако ровный тон его то и дело подрагивает. Другие люди уходят и приходят. Девушка не видит, но чувствует — они тоже обеспокоены. Глубокий голос просит расслабиться и отдышаться. Она подчиняется.

— А теперь ещё разок, последний, — говорит он.

Девушка кричит.

— Так, так, так. Ну, вот и всё.

Послышался плач младенца. И вдруг как будто всё остановилось. Люди, ранее ходившие по палате… Девушка не могла бы поклясться на библии, но звуки их шагов стихли. Стихло, казалось, даже дыхание всех присутствующих при родах. Остался только плач. На одном и том же отдалении от роженицы. Его не собирались уносить.

— Что-то не так? — не выдержала девушка.

— Нет. Всё… в порядке, — выдавил из себя врач.