Олег Гринфельд - Космическая одиссея 2201

— А почему же в лес не ушли жить?

— Не умели они в лесу жить… Раньше-то как оно было? Живет он в своей клетушке под небесами, из стенки сама вода льется, потолок светится, если за окном стемнеет… вот он и привыкает…

— Да… про воду из стенки я слышал… хорошо, вода из стенки, потолок… ну а еду-то они где брали? В клетушках коров и кур что ли держали?

— Ну нет… эт в деревнях… идут себе в такой большой дом, «мигазин» назывался, в этот мигазин отовсюду все свозили, они там наберут чего хотят — еды там, одежды, машинки тогда всякие были еще умные… и в клетуху себе ташшут.

— Да… Странная жизнь была… Непонятная… Налей-ка, Брат Пахан, еще по чарочке гостю и себе. Хороший у тебя первачок. У нас такой чистый не умеют.

Трындиновский пахан налил из кувшина себе и дорогому гостю из Зубодробинщины. Они с хуканьем выпили содержимое глиняных кружек, пальцами захватили горсти квашенной капусты из деревянной бочки, закусили..

— Но что мне не понять, Брат… Ну вот пришли они в этот твой «мигазин» за едой, скажем. А что в обмен-то давали? Что у них-то было?

— Тут я как-то не очень… Ученые мои в книгах старых читали: не все в деревне делали… Молоко — в деревне, а трактор и паробег — в городе…

Зубодробенский пахан аж разинул рот:

— Так это что, он в мигазин трактор тащил на молоко менять?!

— Да не знаю я, Брат… Сам все время голову ломаю. А может в городе был свой главный пахан? Он все добро собирал, что городской люд делал, да в деревни вез… А деревенский пахан, тот наоборот, все в город тащил..

— Ну а как городской пахан запомнить мог кто скока сделал? Или всем поровну давал?

— Не… ну это нечестно, один, может, целый паробег сам сделал, а другой только колесо одно, так что, им поровну давать?

— Это еще что, а как ты посчитаешь, если один паробеги делает, а другой избы строит? Кому больше давать? А может пахан сам ничего и не раздавал? Привозили добро в мигазин, каждый придет и возьмет скока ему надо… Все равно больше чем съедят не возьмут.

— Ты что, ты что! Да ты людев что ли не знаешь? Если еду так просто раздавать будут, так кто первый придет все к себе уташшит, на запас, пусть даже оно сгниет… А остальные с голоду помрут…

— Точно! А из-за одежды наши бабы передерутся. Им всегда «носить нечего»…

Паханы засмеялись, налили еще по чарке, закусили капусткой, огурчиками… Придворная девица принесла блюдо с дымящимися беляшами. У Зубодробинского пахана алчно зашевелилась борода, нос потянулся навстречу поднимавшемуся с блюда благоуханью… Он жадно схватил беляш и с наслаждением зачавкал…

— М-м-м… Да пес с ними, разобрались как-нибудь… Но вот отчего ж они все-таки вымерли, а?

— М-мня-мня… Отчего вымерли?… мня-мня… Это я знаю… Ученые мои рассказали…

— Что за ученые-та?

— Завел я себе несколько таких, самых башковитых, освободил от дел всяких, чтоб время было. Они мне придумывают разные разности, или прямо в книжках древних находят… А еще собирают детишек и учат всякому… дело полезное… Тебе советую.

— Подумаю… Так что они рассказали?

— Рассказали, что раньше повсюду из-под земли черная такая грязь брызгалась, называлась «нюфть», так из этой нюфти все на свете делали. Она и горела лучше всего. Ты вот чтоб свой паробег завести должен в лес пойти, дров нарубить. И печку чтоб натопить. А они ведром из-под фонтана нюфти набрали — и тебе машины бегают, и в доме тепло.

— Так может они вокруг фонтанов-то этой твоей, как ее, нифти? — города и строили?

— Может быть. Тем более эта нюфть на все шла. Из нее вообще все делали. Мне тут притаскивали штуковину, вся гладкая, блестящая, круглая… А Федот-химик сразу говорит — это такой пластинг, из нюфти добывали…

— А потом что?

— А потом нюфть вдруг кончилась… И сразу все перестало работать у них… Ни света, ни тепла… Еды в мигазин не на чем привезти… Кто поумнее был — сразу в лес да в деревни. Остальные стали за припасы драться… Дед рассказывал, что в детстве слышал — приползали десятки голодных к ним, ну их топорами — и в яму для удобрений… — пахан потянулся, — А не стопить ли нам баньку, братан? У меня веников березовых припасено…

— Банька — это дело… особенно если добрые молодухи обхаживают. Есть такие, говоришь? Идем… А может, никакой этой нюфти и не было, а? Может раньше они все деревню-то обирали? Приходили крохоборы, забирали все вподчистую… А потом деревня им кукиш показала, дескать, сами лопнем, а вам, крохоборам, — шиш. Вот они и вымерли?

— Все может быть, все… Ты что любишь под веничек-то? Очищенную али медок? Настоечку сливовую?

— Да все хорошо, Брат Пахан, только этой нюфти твоей не надо!

Смеясь, в кампании молодух они отправились в баню.

— Опять кружит…

Трындинский пахан подержал руку козырьком.

— Долго их не было, а нонче зачастили…

— Вот ведь, наши шпиёны тоже толковали, дескать, жди, зачастят…

— Шпиёны? Кто такие?

— Да вон друзья твои, Братан Пахан…

— Эти не шпиёны, наоборот совсем… так а что они тебе говорили?

— Говорили — топливом где-то там султаны эти запасутся и нам снова житья не дадут, а потому нам с китайцами дружиться надо…

— Да уж, подружишься с ими… Что-то испедиция-то долго назад не идет… как бы не порешили их там желтые.

— Слушай, Пахан Братан, а этот ведь туда к ним полетел…

— Вынюхивают…

— Ну ладно, что нам за дело до них… Грибочки я видел у тебя там на полочке засоленные по-старому, с камешком поверху, уж не грузди ли?

— А ты зоркий, Братан Пахан… они самые.

— Эх, любил я когда-то с картофаном, маслицем, луком да с граненым очищенной.

— А это мы сейчас сообразим, дорогой Братан. Картофана девки сейчас нам наварят, ну а грибочки я никому не доверю. Сурьезное это дело, отвернешься — полбанки не досчитаешься…

— Стой! — приказал Джонс, — затихни!

Василий тут же затормозил, выпустил пар и прикрыл заслонкой трубу, чтоб не дымила. С запада нарастал тонкий, все более резкий свист.

— Вон он!

Огненная точка, оставляя облачный след, неслась по направлению к Новосибирску. Китаец испуганно вскочил, провожая глазами капсулу.

— Спроси его, часто ли у них появляются?

Джон Каббот что-то мяукнул, китаец замяукал в ответ…

— Что говорит?

— Говорит, впервые видит…

Китаец снова замяукал…

— Просит отпустить его… ему надо очень важное передать этим, отцам… не понял сколько там у него отцов…

— Да нет, — Майк влез с объяснениями, — это такой эвфемизм. Диктатор себя всегда отцом называет, а военная хунта — отцами.

— Ладно, неважно, скажи ему… Кстати, как там его зовут?

— Ли Ху..

— Ну вот, скажи этому Ли Ху, что мы еще важнее ему сведенья дадим, что отцы ему благодарны будут.

Джон замяукал, китаец кивал после каждого слова…