Станислав Грабовский - Очень гадкая книга

— Только что себя рекламировал клиент, вот телефон, — сказал мужчина и, включив телефон и найдя сделанную несколько минут назад в нём запись, передал его Манаю.

— Миллионер, — добавил «отец», с каменным лицом продолжая смотреть «новости».

Манай записал телефон.

— А что, эти свалили уже? — спросил он женщину.

— Ни эти, а эта, ты наверно хотел спросить? — ответила ты.

— Чё за хрень?

— Ни чё! Когда ты последний раз смотрелся у доктора? Ты когда-нибудь так испортишь нам кого-нибудь из них! Задолбал!

— Ты чё? Охренела? — стал повышать голос Манай.

— Хватит орать, — взревел «отец», — ребёнок рядом.

— А какого хрена она несёт? — возмутился Манай.

— Я говорю, хватит — ребёнок рядом. Ему нечего слушать вашу ругань и то, о чём вы тут трёте. Не при детях! Когда Господин Ушлый появится?

— Вот он появится, посмотрит на неё, и скажет, что она испорченная, — вставила опять женщина.

— И ты молчи, — сказал ей «муж», и уставился вопросительно на Мамая.

— Послезавтра вечером.

— Скажи ему, что мы слышали по новостям, что для нас повысили выплаты, и мы хотели бы это ощутить.

— Давайте сначала эту скинем, потом поднимем с ним этот вопрос. А то обозлиться, и не захочет у нас покупать.

— Он не захочет, — опять попыталась встрять в разговор женщина, — только потому, что унюхает на ней твою сперму.

— Жена!

— Да она бесится, что я её не подпускаю к ней!

— Вы, оба, заткнитесь! А ты не говори с ней в таком формате!

— А кто она такая мне? Мать? Инвестор?

— Чёрт, да хватит же! Давай нам жрать, а то он не заткнётся, — обратился «муж» к «жене».

— Мне там цианиду не забудь подсыпать, — уже поспокойней и шутливо сказал Манай женщине.

— О, как-нибудь, не беспокойся!

Манай ухмыльнулся.

— Так что там за клиент, — обратился он «отцу».

— Миллионер.

— Это хорошо. О, а вот и Ушастый!

В кухне появился подросток лет двенадцати.

— Не переспал?

— Переспишь тут, когда на весь дом: Мама, мама, мама, мама!

— Ещё один выблюдок! — вставила женщина.

— Слушай, ну хватит, — сказал ей муж.

— А что? Разве я не права? Родился вследствие блуда? Да. Ущербен и уродлив? Да. Постоянно в ссоре с собой и с окружающими? Да. Дурная наследственность на лицо. О чём у него не спросишь, всё только врёт, с намерением и без. Учиться бы его отправил, Манай!

— Я вчера подглядывал, как она мылась, а она это видела, — сказал Ушастый. Внешность которого, действительно, привлекала к себе огромными ушами и лысым черепком. Во всём остальном, даже в манере одеваться, он пытался походить на своего кумира и работодателя — Маная.

— Ну, не придурок? — спросила женщина.

— Я в ней не нуждаюсь, она нуждается во мне.

«Отец» одной рукой прикрыл глаза малышу с морковкой, которой тот ковырялся в ухе, а другой очень сильно дал подзатыльник Ушастому.

— А это правда? — обратился он к жене.

— Я его не видела.

— И долго ты его не видела?

— Ну, минут двадцать пять, пока не кончила, — вставил Ушастый.

— Всё, давайте есть, — сказал «отец».

Женщина стала подавать тарелки с едой.

После завтрака Манай открыл буфет и извлёк бутылку виски.

— Кому плеснуть?

— Давай, — сказал «отец».

— И мне, — сказал Ушастый.

— Так как ты маленький, — сказал Манай, наливая себе и «отцу», и, уже наклоняя бутылку над подставленным Ушастым бокалом, добавил, — то тебе, чтобы только понюхать, — и налил на донышко.

— Книжку, лучше, ему купи, — сказала женщина, унося из кухни ребёнка.

«Отец» с подростками остались на кухне одни. Ещё с час они выпивали виски и курили. Потом все направились на выход, а на улице разошлись кто куда. Через пятнадцать минут вернулся Манай со своим вечным спутником Ушастым.

— Что, опять? — спросила у него женщина.

— Не шуми, мама, — иронично акцентировал он последнее слово, — мне надо удостовериться, что с ней и с ним всё в порядке, потому что послезавтра за ними приедут.

— Знаю я твои проверки! — бросила она и зашлёпала босыми ногами от него.

— Иди пока в свою комнату, — сказал Манай Ушастому.

Дождавшись, когда пятки Ушастого перестали видеться сквозь дырки перил лестницы, ведущий на второй этаж дома, Манай отправился к двери, которая ведёт в подвальное помещение. Миновав дверь, спустился по трёхметровой лестнице. Здесь он стал открывать ключом другую дверь, которая оказалась толще обычного — звуконепроницаемая. Через метр коридора, ещё одна — такая же. За третьей дверью оказался коридор с несколькими дверьми. Он направился к крайней. Открыл её другим ключом и заглянул аккуратно. В дальнем углу сидела, сжавшись, девочка лет одиннадцати. Убедившись, что ему ничто не угрожает, Манай ступил в помещение и закрыл за собой дверь.

— Привет, сестричка! — сказал он.

Девочка ничего не ответила.

Он прошёл и сел на её кровать. Посидел, смотря на неё некоторое время.

— Иди сюда, и сделай это сразу, — его глаза стали источать ещё больше бешенства, которое и так уже возникло у него, когда он не получил ответное приветствие.

Девочка знала, что может последовать за этим взглядом, послушно поднялась на ноги и подошла к нему.

— Послезавтра кончаться все твои страдания — ты отправляешься в хорошую семью, где ты будешь делать всё, что тебе скажут, в том числе и то, чему ты научилась со мной. Но только за это там с тобой будут хорошо обращаться, и у тебя всё будет, а не как тут. Поняла?

— Да, — тихо ответила девочка.

— Присядь, — указал он рукой на место рядом с собой.

Девочка села.

— Ближе, — скомандовал он.

Она повиновалась.

— Ещё ближе.

Девочка пересела ещё ближе, и их бёдра соприкоснулись.

— Ведь тебе тут не нравится, да? — спросил он.

— Да.

— Ты же хочешь от нас уехать, да?

— Да.

Он положил руку на её голую ногу.

— Ты же не захочешь больше к нам вернуться, да?

— Да.

Он стал смещать свою руку выше по ноге.

— Ты должна знать, что если ты будешь плохо вести себя в этой хорошей семье, — его рука уже была у неё под юбкой, — тебя обратно не вернут, а отправят на утилизацию, как батарейку. Ты знаешь, что делают с батарейками или ты хочешь красивые одежды?

Вопрос породил растерянность у девочки, её растерянность — показную агрессию у Маная. Такую схему он когда-то заучил, и не трудился над её совершенствованием. Теперь его показанная злость служила для него, и для девочки, некоим оправданием его «плохих» действий. Он даже иногда говорил, что теперь он вынужден сделать ей плохо, ведь она сама виновата.

Он провёл с ней пятнадцать, одних из самых пошлых минут своей никчёмной жизни. Пятнадцать минут, которые атомной бомбой разорвались бы у неё в психике, если бы не колоссальный иммунитет, выработанный за одиннадцать лет её маленькой, страшной жизни. Без намёка на понимание этого, существо в виде Маная спокойно проворачивало ключ в замке темницы девочки, запирая её, потом тоже самое это существо проделало с другими двумя дверьми, которые вывели его в прихожую часть дома. Здесь он кликнул Ушастого, дождался, когда тот спустился, и вместе с ним скрылся опять в том направление, в котором они удалялись уже некоторое время назад, когда расходились с «отцом».