Станислав Грабовский - Очень гадкая книга

— Он же это и придумал.

— Знаю, знаю. Но мне кажется, такая поездка нам ничего не даст, поэтому я его собью с этой мысли.

— А мне кажется, мы могли бы много извлечь из этой поездки — всё-таки публичное поведение Благополучной семьи.

— Согласен. Поэтому разделимся, чтобы ничего не упустить, надо всё-таки сгонять и туда, и туда. По всему, мы не доберёмся до диспансера, исходя из наших планов, а насколько я помню, ни один диспансер, ни для кого «заходом» не сделали.

— Это — так.

— Так ты согласен?

— Разве я сторож своему напарнику? — улыбнулся Сержант.

— Мы оба понимаем, что это не так, равно как и то, что вдвоём от нас в одном месте куда больше толка. Но, думаю, ты завтра справишься там без меня.

— Что ты задумал?

Его вопрос остался без ответа, и потом я на него не ответил, и не ответил бы я ему на него вплоть до завтрашнего дня, до самого момента посещения этого диспансера, потому что сам на тот момент ещё не знал, зачем я туда навострился. Но именно сейчас я не успел ему ответить, потому что наш диалог прервал гонг в дверь. Мы помнили, что во сколько-то должен был явиться вчера звонивший, и вот — это был он.

Всех детей попросили подняться к себе, мы тоже ретировались.

Стоя, скрытые застенком от взглядов, находящихся в прихожей, мы прислушивались, когда гостя впустят в дом, и что там начнёт происходить. Когда у входной двери раздался посторонний голос, мы стали тихонько спускаться, чтобы глазами взглянуть на посетителя, а соответствующее видео было зафиксировано, как доказательство. Я держался внутренней стены, где на половине лестницы снизу перила заканчивались комнатным проёмом, а Сержант обогнул меня, и стал осторожно ступать по ступеням, держась внешней стены, тянущейся до самого конца лестницы. Я вдруг почувствовал взгляд. Стена, которой придерживался Сержант, частично было декорирована зеркальными кусочками. Ведомый инстинктом, я резко уставился в один из этих кусочков, в котором и обнаружил взгляд этого человека, который только что вошёл в дом. Или чрезмерная подозрительность сделала его таким наблюдательным, и он боковым зрением уловил движение в тех же кусочках зеркала, или мы произвели шум, или Сержант не рассчитал и засветился ногами. Я схватил его за руку и стал тянуть назад, заставляя делать его обратные шаги. Когда он оказался рядом со мной, я указал на нашу дверь. Он быстро всё понял и исчез за ней. Передо мной уже стоял «отец». Доли секунды моего раздумья, и я выдал, внушая:

— Я обосрался.

Сказанное с внушением послужило для сознания «отца» командой, и я знал, что сейчас он видит соответствующую картину.

— Жена, — крикнул он, — иди, тут один из близнецов обделался!

Она возникла через десять секунд, схватила меня за руку и повела в ванную. Когда она открыла дверь в ванную, я сказал, опять же внушающее:

— Жди меня тут.

А сам, уже избегая и отражений в декоре, и стараясь действовать бесшумно, подполз к лестнице на животе, и приготовился свесить голову, чтобы зафиксировать гостя, посещающего Благополучную семью, своими глазами-видеопередатчиками. Я стал слушать их разговор, чтобы по звуку определить направление их взглядов, а встроенный в меня микрофон записывал их беседу. Когда я понял, что все смотрят друг на друга и никто в мою сторону, я посмотрел сквозь перила лестницы. Этого было достаточно. Профиль нашего замечательного Министра спорта, берущего аудиенцию у педофилов и торговцев детьми, — которых тем поставляет Манай, да и сам таковым являлся, — будет отличным подспорьем, когда ему придётся давать показания относительно того бассейна; или не придётся, потому что не доживёт, или потому, что наша операция не даст того результата, который мы рассчитали.

— Присядьте, я сейчас к вам её приведу, — это говорил Манай.

А через несколько секунд он показался, направляющийся по лестнице в свою комнату, потому что (чёрт!) сработала внушённая ему команда уходить в совою комнату спать, как только он дотронется до ручки двери. Я дал дойти ему до его берлоги, затолкнул его в неё, а потом приказал спуститься, и сделать, что он хотел, сообщив там всем, что он ходил в комнату за ключами.

Через минуту Манай уже возился с замком в подвал, а ещё через минуту послышался его голос:

— Смотри, этот дядя завтра станет твой покровитель, и ты должна будешь делать всё, что он скажет, и как он скажет. Как я тебя учил. Ты поняла?

— Да, — ответила девочка тихим голосом.

— Ты помнишь, что будет, если ты ослушаешься?

— Да, — и опять убийственно тихо и раболепно.

У меня мурашки по мозгу побежали.

— Девочка, ты не должна меня бояться, — заговорил министр, — смотри, я привёз тебе подарок: платье и куклу; а вот — возьми шоколадку.

— Спасибо, покровитель.

Я захотел остановить эту сцену самым жутчайшим образом, и снестись вниз, чтобы вырвать из их голов черепа, а всё остальное оставить. О, какое бы доброе дело я сделал! Мне на плечё легла рука. Я даже не оглянулся, я знал, что это Сержант, потому что услышал, как он стал выходить из своего убежища, как прошёл в ванную — женщине нечего там было делать долго. Его, бесспорно, обуревали те же эмоции.

— Завтра, — услышал я его тихое слово.

Я закивал головой.

— Подойди сюда, девочка, — сказал министр.

И через мгновение:

— Смотри, какая ты красивая, только худенькая. Но у меня ты будешь каждый день кушать конфетки. Ты любишь конфетки? Покажи мне свой животик. Ладно, порядок, — последнее предложение, видимо, относилась не к ней.

Опять послышался звук открываемой в подвал двери — Манай увёл девочку.

Мимо прошла, не заметив нас, женщина, которой Сержант дал установку провести в ванной столько времени, сколько необходимо, чтобы подмыть ребёнка. Спустившись вниз, она пояснила своё отсутствие:

— Ребёнок обделался.

— Манай, вот деньги — десять тысяч. Через три недели подготовь следующую. У меня куча работы и много стресса.

И тут он засмеялся. Гиена кричит приятней.

— Дайте мне выпить, — попросил он.

— Есть виски, — ответил Манай.

— Пойдёт, — умиротворился тот.

Мы с Сержантом переглянулись — если Манай сейчас пойдёт и не досчитается своих бокалов, будет небольшая заминка и суматоха. Но пошла женщина. Видимо ей не показалось это сколько-нибудь подозрительным, потому что через какое-то время можно было слышать звуки ударяющихся кусочков льда о стенки бокала.

Наверно его ну очень мучила жажда, потому что уже через несколько секунд тишины раздалось его довольное фырканье и благодарность.

— Ну, мне пора. Давай, Манай, завтра в это же время её подвози. Если что-то изменится, я тебя предупрежу.

— Хорошо, господин министр, и внимательней на дороге, чтобы мне не пришлось передавать девочку вашим наследникам.