Станислав Грабовский - Очень гадкая книга

Я больше не мог прибывать безучастным свидетелем того, что здесь происходило, не мог видеть, слышать и ощущать ничего из того, что атаковало мои рецепторы; само знание обо всём этом стало невыносимо для меня, одно пребывание этой мысли у меня в голове было оскорбительным для меня — существа под названием Человек. Я зажмурился и не хотел открывать глаза. Как можно жить, как можно быть человеком, зная об этом? Дети даже не потянулись к нам! Они ничего ни от кого не ждут! Они доживают свои последние дня, домирают! Дети везде остаются детьми, игривость у них зарождается и проявляется при любых обстоятельствах, невозможно, чтобы среди двух сотен детей не было слышно смеха. Но здесь его слышно не было. И это было жутко. Были ещё пятнадцать бараков с такой же картиной внутри. Мы все их один за другим открыли. Мои ошиблись. Меня здесь ждали не сто пятьдесят детей, и, чёрт, даже не двести, а пятнадцать раз по двести.

Я повернулся к сопровождавшим меня охраннику и доктору анфас. На секунду прикрыл глаза и опустил голову, и ужаснулся в темноте самым тяжёлым мыслям за всю свою жизнь. Небыстро захотелось разомкнуть веки, ещё медленней я поднимал взгляд на людей, моя ненависть к которым не поддавалась ни одному описанию. Думалось медленно, думалось тяжело. Но я «запустился». Вывести их из транса, и сказать им всё, что я о них думаю? А потом пройтись по всему учреждению и повторить эту процедуру с каждым? А может просто собрать их всех вместе и… Нет! Дикая мысль отозвалась во мне ликованием. Я придумал, как наказать всех этих людей как они того заслуживали. И не только этих, но и других, кто тем или иным образом причастен к отслеживаемой нами системе.

— Кто среди сотрудников не знает, что у вас тут происходит? — обратился я к доктору.

— Ни один.

— Как мне собрать сейчас всех здесь?

— Используя коллективную почту.

По встроенной связи я обратился к своим и сообщил о реальном положении дел.

— Как могла произойти такая ошибка, — говорил я с Седым, — и сколько таких промахов можно ещё ожидать? Рядом со мной три автобуса, а понадобиться их тридцать.

— Об этом уже не беспокойся, как только мы увидели, что там около трёх тысяч детей, сразу занялись организацией их эвакуации. К тебе уже отправлены десять автобусов, сегодня всех увезём.

— Что со временем?

— Можешь уходить, мы всё сделаем. Дезориентируй на время персонал и уходи.

— Я дезориентирую.

— Хорошо.

А я представил на мгновение, как я сейчас буду дезориентировать их.

— Сержант?!

— Всё нормально, — говорю.

— Нет, не нормально, что ты задумал? Тебе уже надо думать о вечере.

— Седой, ты мне скажи, будут такие промахи ещё? Я был уверен, что мы всё про всех знаем. То, что сейчас произошло — не есть норма. Более того — это страшный предвестник.

— Мы это понимаем, мы уже бросились всё перепроверять.

— Нет, Седой, это неправильный ответ, сам понимаешь. Возможно, что будут неприятные сюрпризы. Нам всем надо подготовиться.

— Ладно. Дезориентируй персонал, оставь учреждение без электричества и доступным, и можешь ретироваться. Мы всё доделаем сами.

— И возьмите респираторы.

— Понял тебя.

— Конец связи.

— Конец связи.

— Снять респираторы, — скомандовал я охраннику и доктору, и добавил, обратившись к последнему, стягивая свой респиратор, — так как нам всех собрать, говоришь?

— Используя коллективную почту.

— Я смотрю, один барак у вас пустует, — теперь я смотрел на охранника, — почему?

— Там все умерли, всех утилизировали, а теперь его подготовили для новых.

— Возьми рацию и созови сюда всю охрану диспансера, — приказал я доктору.

Доктор подчинился и приказал всем охранникам явиться в место, где стояли мы.

Пока один за другим те являлись к нам, я ходил среди них и расспрашивал каждого о своём:

— Вы счастливы? — спрашиваю у одного.

— Да.

— А почему?

— Потому что всё кругом устроено, чтобы люди получали удовольствие.

— И вы его получаете?

— 24 часа в сутки.

— А вот это всё не покрывает ваши удовольствия мрачными переживаниями, а то и предчувствием, что придётся понести наказание за то, к чему вы причастны?

Когда я спрашивал таким образом, охранники вопрошающие взирали на доктора, но тот кивал успокаивающе, и те продолжали откровенно ведать об эволюции, европейских ценностях и цивилизационной необходимости. Получалось, что во всём виноват Бог, а людям приходится достраивать систему Хомо Сапиенс до нормального сосуществования уродов и красивых.

— Собственно, что тут происходит? — спросил один из молодых охранников, выделяющийся высоким интеллектом, но без нормального чувства реальности (я не стал влезать в сознание только что прибывших, а предоставил им возможность пока прибывать в сильнейшем недоумении).

— Перестановка кадров, — говорю, — перестановка кадров. Вот сейчас, например, детей из этого барака я попрошу перевести в этот, где почище. Этим займётесь вы, вы, вы, вы, вы и вы, — я по очереди указал на названных охранников пальцами. — Вы четверо перенесёте в этот же барка всех мёртвых детей, — я указал на других четверых.

Охранники глянули на доктора, тот кивнул.

Пока шла работа, я, одним глазом следя за процессом, обратился к доктору.

— Созовите, пожалуйста, общий сбор сотрудников. Всех сюда. Быстро.

Доктор потянулся к телефону и выполнил указание.

— Без насилия! — закричал я, когда увидел, как один их охранников, приступая к выполнению приказа, потянулся извлечь электрическую дубинку.

— А что с ними? — не унимался этот молодой охранник, обратив внимание на неестественное состояние доктора и охранника, стоящего с ним рядом.

— Подойди сюда, — позвал я его.

Но через мгновение, когда он приблизился, сказав: «Секундочку», — оставил его рядом с доктором и вторым охранником, и сделал пару шагов к бараку, из которого выводили детей.

— Дети, всем быть послушными! — прокричал я, по возможности голосом, которого ослушаться нельзя.

Наблюдая, как детей перемещают в вычищенный, условно, барак, я вернулся к «любопытному» охраннику.

— Так что там тебя интересовало?

— Мне кажется, что вы им что-то подсыпали, они какие-то невменяемые.

Я нарочно демонстрировал повышенное внимание к тому, как работает охрана, а другой стороной, в том же ключе, театрально изображал малый интерес до своего нового дотошного визави и того, о чём он вопрошал. Выдержав определённое время, чтобы уверенность в том, что что-то не так у этого охранника возросла до предела, а раздражение от демонстративного моего равнодушия к нему и его вопросу переросло в бешенство, я медленно повернул к нему свои полные знаний и издевательства глаза.

— Видите ли, молодой человек, хотя нет, просто подождите, сейчас все соберутся и начнём. У вас есть время? — спросил я спокойно.