Д Кузиманза - Трое из двух [СИ]

— Дамы и господа! — торжественно заговорил Виктор. — Представляю вам моего друга и одновременно самого лучшего медиума, который был, есть и будет на нашей планете!

Дин коротко, как бы снисходительно, улыбнулся.

— Не люблю подобных мероприятий, если их воспринимают, как развлечение и спектакль. Но если речь идёт о серьёзном сеансе, то я к вашим услугам, — говорил выразительно, медленно и бесстрастно. — Надеюсь, что вы не пожалеете, что согласились. Но помните — это не шутки. Тем, кто боится, лучше сразу уйти в другую комнату. Потом случая для этого может не представится…

"Дин, ты — настоящий артист! Они уже обалдели!" — подумал Виктор, обращаясь к Дину.

"Правда? Я польщён".

Все молчали. Лина жалобно посмотрела на Августу, на Сергея Викторовича и опустила голову. Августа же была в явном недоумении н, казалось, хотела что-то спросить у Дина, но промолчала.

— Ну, хорошо, — кивнул тот. — Тогда садитесь за стол, а ты, — кивнул Виктору, — запри дверь на ключ, чтобы нам никто не мешал.

— Но кто может… — начала было Августа.

— Кто угодно, — перебил её Виктор. — Садись же.

Она с озадаченным видом села по правую руку от него, слева стул торопливо заняла Анжела. Дин сел на свободное место рядом с Августой. Когда все устроились, перестали стучать стульями и замолчали, то послышались звуки, которые издавали не один, а целая компания духов. Это парни, дурачась, стучали снизу по столу и по ножкам стульев.

— Я вижу, что вы все приготовились, — с еле заметной иронией и ледяным тоном сказал Дин. — Какого духа вы хотите вызвать?

— Франсуа Рабле, — тоненьким клоунским голосом провыл Гришка-Чудовище.

— Это любимый писатель нашего милого друга Вити, — добавил Виталик, и они с Олегом рассмеялись.

Августа посмотрела на Виктора, потом на его отца и на Дина. Казалась чем-то обеспокоенной, но опять промолчала.

— И ничего нет смешного! — фыркнула Анжела.

— Франсуа Рабле, — повторил Дин бесстрастно. — Так и будет. Возьмитесь за руки и не отпускайте ни при каких условиях.

Дин произнёс это так смертельно серьёзно, что все невольно затихли, и даже Виктору стало не по себе.

— Остается мне еще предупредить вас вот о чём. Тот, кого дух выберет, как своего посредника для разговоров, не будет отвечать за то, что будет говорить и делать. После сеанса не будет ничего помнить. И… самое главное: не впадайте в панику, потому что в противном случае мы можем потерять духа, а также здоровье… если не жизнь…

— Как это, "если не жизнь"?! — пробормотала Анжела.

— Это очень сложно объяснить, — холодно ответил Дин. — Держитесь крепко за руки, и что бы не происходило, не бойтесь и не разрывайте круг. Будем соединять распределённую энергию смерти. Это самый опасный момент всего сеанса. Будьте спокойны и не делайте резких движений. Предупреждаю, что если кто-то поведёт себя легкомысленно, то может потерять сознание, а может быть, и жизнь.

— Ты стараешься нас испугать? — возмутился Григорий. — Мы не дети. С такими сказками отправляйся в детский сад! Делай, что ты должен делать, и не болтай глупостей о смерти. Никто не испугается, как бы ты этого не хотел! Я давно не слышал подобной чепухи!

Но по лицам Лины и Анжелы было видно, что они испуганы, как маленькие девчонки.

— Обычно, больше всего есть сказать на какую-то тему тем, кто совершенно в ней не ориентируется! — отрезал Дин.

— Ой, успокойтесь, не время ругаться, — сердито сказал Виктор. — Гриша, пусть Дин действует и говорит, что хочет, и пусть в конце концов сеанс начнётся, а то мы только теряем время!

— Тогда пусть не рассказывает глупости!

— Прекратите, а то до утра не закончим! — строго заметил Сергей Викторович.

Григорий буркнул что-то под нос, но замолчал.

— То что я говорю, это не глупости, — важно сказал Дин. — Ведь нам придётся нарушить покой существа, которое живёт в другом измерении времени.

— Да, если, например, мы вытянем его из туалета, где он как раз размышлял о высоком и светлом, — опять ввернул ехидство Гришка.

Все засмеялись, а Дин тяжело вздохнул, после чего продолжал:

— То, что вы через минуту почувствуете, без сомнения, не будет ни больно, ни мучительно, но она будет везде…

— Кто — "она"?! — прервал его заинтересовано Виталик.

— Смерть!

Это слово прозвучало холодно, зябко, загробно.

— Не старайтесь её понять. Примите её, как что-то реальное. Как жизнь в другом измерении времени. Не бойтесь и не отпускайте рук. Это очень важно. Я буду всё контролировать… так, на всякий случай. Клянусь, что я сделаю все, чтобы ни с кем ничего плохого не случилось. Надеюсь, что вы действительно уже не дети, и у вас крепкие нервы. Они вам через минуту пригодятся…

— Накурился он или что? — еле слышно буркнул Олег.

— Заткнись, пожалуйста! — не выдержал Виктор. — Позволь ему сказать всё до конца.

— Я не люблю длинных вступлений, — опять пробормотал Олег, — и особенно…

— …Таких идиотизмом окрашенных фраз. Так ты хотел сказать? — прервал его Дин.

Олег замолчал, ошеломлённо посмотрел на Дина и медленно кивнул:

— Откуда ты знаешь?

— Замолчите все! — голос Дина окреп и стал ниже тоном и властнее. — Забудьте о том, что находится за стенами этой комнаты и расслабьтесь! В течение минуты мы послушаем тишину. Да, тишину… для отдыха. Успокойтесь внутренне. Дышите медленно, глубоко и свободно. А я, тем временем, буду концентрироваться над сосредоточением материи. Не мешайте мне.

Наступила тишина. Сначала была обычной тишиной, такой, которая всегда бывает, когда погасишь свет и лежишь в постели с чувством усталости и наступающей дремоты. Обычно тогда ухо улавливает разные тихие звуки, которые доносятся из водопроводных труб или когда поскрипывает мебель; но эти звуки легко объяснимы, и в конце концов под них спокойно засыпаешь. Однако с течением времени эта тишина стала заменятся какой-то странной, другой. В тёплом, немного душном воздухе зародились тревожный трепет и неопределённое напряжение. Кто-то громко сглотнул, кто-то кашлянул, кто-то заёрзал на стуле. Темнота стала ещё более невыносимой: чёрная, непроницаемая в углах, и только центр столика освещался жалким, трепетным пламенем свечки. Все сидели неподвижно, застыв. И, словно защищаясь от пустоты, слушали раскатистые звуки музыки и бормотание разговоров, доносящиеся из соседней комнаты. Слышны были даже чёткие отдельные голоса.

Что-то происходило за дверью. Там не могло быть никого и ничего постороннего, но всё же что-то там находилось, и это что-то было не в порядке. А здесь, в гостиной, становилось теплее. Воздух начал дрожать. Звуки искажались, то усиливаясь, то приглушаясь. Они переставали звучать естественно. Превращались в долгие, раскатистые тоны, словно доносясь из колодца. Вибрировали эхом, которое, повторяясь до бесконечности, отражалось от стен и затихало в быстро бившихся сердцах. Все слушали, очарованные и перепуганные одновременно. Затем таинственные звуки, что казались мучительно-приятными, медленно стали утихать, глохнуть, кружа еще в течение минуты неопределенным эхом, чтобы в конце концов исчезнуть в небытии.