Чайна Мьевилль - Неприкаянные письма

Я оглядел зал. Было еще несколько столов с книгами, и даже издали было видно, что книги эти старинные. Даже древние. За исключением томика Боннетта и нескольких других замеченных мною (в том числе и Бинчи), книг этого базара вполне хватило бы на целый антикварный книжный магазин, который сделался бы легендой по всему миру… а так волей-неволей они лежали тут навалом на складных столах. Без указания цены.

Пораженный, я вновь обратился к столу, край которого врезался мне в ноги, и взгляд мой упал на порыжело-красный с цветом слоновой кости супер, по верхней кромке которого были разбрызганы слезы. Супер укрывал книгу в твердом переплете, наполовину скрытую под пожелтевшим журналом 1930-х годов с превосходным названием: «Байки, которые никак не стоило бы рассказывать». Колорит супера я узнал сразу – такой же был на сорока шести томах «Зданий Англии» Певзнера. Важнее то, что это был один из первых выпусков издательства «Пингвин». Интересно, подумал я, какой именно (все они у меня, разумеется, есть, но некоторые тома в довольно плохом состоянии, и я с удовольствием «подновлял» их при всяком удобном случае).

Я извлек книгу из-под журнала и вдруг почувствовал, как волосы шевельнулись у меня на затылке, а по рукам мурашки побежали, еще даже до того, как я название увидел. Когда же я его разглядел, то вдруг ощутил, как бухающие удары сердца отдаются у меня в шее и висках.

«Здания, которые утрачены, и здания, которые ни за что не стоило бы разыскивать» – таково было название. Я раскрыл книгу осторожно, благоговейно и увидел на внутренней стороне титула слова: «Том 47».

В справочнике Певзнера «Здания Англии» 47-го тома не было. Никогда не было.

Аромат старой бумаги, воскурявшийся наподобие какой-то экзотической парфюмерии, заставил мои ноздри трепетать. Я осторожно полистал страницы. По тому, что увидел, стиль был достоверно певзнеровский, совсем не такой, как у других авторов, написавших тома о Глостершире и Кенте, а затем расширивших серию, чтобы в нее вошли «Здания Шотландии», «Здания Уэльса» и «Здания Ирландии». Здания же, о которых шла речь в 47-м томе, не были мне известны – какие-то безвестные часовенки в честь неведомых святых, замки, о каких я никогда не слыхивал, обычные здания, примечательные только тем, что в них случилось нечто ужасное. Мне даже в голову пришло, что передо мной сигнальный экземпляр тома, который так и не был напечатан, или, возможно, из какого-то специального ограниченного выпуска в несколько сотен экземпляров. Я сверился с титулами, но не нашел на них указания, что это «экземпляр икс из игрек» или что они были подписаны самим Николаусом Певзнером.

Дыхание у меня стало натужным, я почувствовал: надо сесть. В конце ряда столов заметил небольшой уголок, где разместились три круглых столика, покрытых скатертями. Вокруг каждого стояло по нескольку стульев. Рядом в стене, как мне и представлялось, имелось окошко, по ту сторону которого пожилые леди готовили чай и кофе. Я положил книгу на место, снова упрятав ее под тот же журнал, чтоб никто не смог ее легко найти, и быстро пошел к тому уголку, минуя по пути стол со странными маленькими часами и еще один – с ископаемыми кулонами на цепочках и кожаных ремешках. Дрожащим голосом попросил чаю у пожилой леди, явно злоупотребившей губной помадой, и сел за столик.

Мне непременно нужна была та книга. Или, по крайней мере, я должен испробовать все разумные способы заполучить ее.

Я оглядел зал, пытаясь сообразить, как люди ухитряются купить что-то, если цены не указаны, а ни один из торговцев (по моему личному опыту, во всяком случае) не расположен вступать в разговоры о том, сколько стоит их товар. Заметил, что собрались тут люди, представлявшие интересный срез человечества: это и мужчины в костюмах с шелковыми галстуками и золотыми запонками, и женщины в костюмах с шелковыми шарфами вокруг шеи, это и явно зажиточные местные жители в кардиганах и вельветовых брюках или в костюмах-двойках с жемчугами. Еще были разрозненные кучки детей и несколько человек, похожих на пляжных бомжей или бродяг, забредших сюда выпить дешевого чайку. Сделав глоток, я понял, что дешевизна – единственное достоинство здешнего чая, препротивной жидкости, оставлявшей маслянистый, слегка зловонный привкус. Возможно, молоко свернулось.

Вновь оглядывая зал и стараясь слизать языком привкус с зубов, я разглядел две не замеченные прежде вещи. Во-первых, все тут относились ко всякому товару на прилавках с почтением – брали его осторожно, рассматривали глазами людей опытных и знающих. Во-вторых, время от времени кто-то из вероятных покупателей ставил товар на место, доставал из кармана, портфеля или сумки на колесиках что-то, завернутое в бумагу, и протягивал это продавцу за прилавком, а тот, приоткрыв обертку, рассматривал вещь внимательным оценивающим взглядом. Иногда торговцы отрицательно поводили головами и возвращали вещь удрученным покупателям, порой радостно брали их в обмен. В случаях же возникновения разногласий по поводу относительной ценности товара и предлагаемой вещи держатели столов выбирались из-за них и несли обе вещи в угол зала, противоположный тому, где сидел я, сразу за прилавком, с тем, что издали показалось мне туалетной водой и духами в расписных флаконах. Там находилась дверь, ведшая в другое помещение, примыкавшую к залу боковушку. Торговцы вручали вещи сквозь занавесь из шариков на нитях кому-то за порогом, потом несколько минут выжидали. Вещи возвращались, и продавцы спешили обратно к прилавкам. Покупатели не спускали с них глаз, а те либо кивали, либо качали головами. Если следовал кивок, то происходил обмен, и все радовались. Если же следовал знак отказа, значит, вещь не вызвала интереса – и покупатели, опечалившись, отходили, все еще сжимая в руках вещи, какие привезли с собой.

То был не «базар купи-продай», то была «толкучка». Тут деньги не переходили из рук в руки, тут действовала полная система бартера, и кто-то в том примыкавшем помещении оценивал вещи и санкционировал сделки. Мне вести обмен было нечем.

Или было чем? Вспомнив о письме в кармане, я вытащил его и уставился на запятнанный конверт. Кто-то в Америке послал его через Атлантику в эту деревушку, подлаживаясь под одно из таких торжищ. Разве было заумным предположить, что не было возможности адресовать письмо кому-то лично, а предпринята попытка пойти кружным путем через какого-то человека в деревне, известного отправителям? Либо конверт содержал нечто, что они готовы были сменять, либо в нем было описание того, что они могли бы переправить через океан, если сделка окажется приемлемой экспертам в боковушке. Может быть, даже фотографии.

Я понимал: делать того, что у меня в мыслях вертелось, не следовало. Понимал, что следовало бы просто попросить кого-нибудь направить меня к м-ру и миссис Чидлерам в доме 7 на Викаридж-Клоуз и вручить там письмо. Беда была в том, что только что я отыскал книгу, о существовании которой даже не помышлял, и должен был заполучить ее. А чтобы заполучить ее, мне нужно было что-то на обмен.