Чайна Мьевилль - Неприкаянные письма

И у них были глаза.

Понимаю, что увиденное мною было причудливой игрой света: просто пятнами грязи или плесени на шершавой белой поверхности, – только все это выглядело так, будто у них были глаза, и они на меня глазели.

Хуже всего было то, что глазели они не в гневе, не в ужасе и не в страхе. Выражение глаз было безразличным. Безучастным. И все же – злобным.

Малыш был ни жив ни мертв от страха, смотрел на все, действительно ничего не понимая! Я обхватил его, вырвал кусочки пергамента в пластиковых пакетиках из рук ближайшей ко мне фигуры в рясе и со всем этим рванул через шариковый занавес обратно в зал деревенского клуба.

Обернувшись, понял, что все продавцы побросали свои столы-прилавки и бегут в мою сторону – все, кроме одного, который вытащил откуда-то колокол и бешено зазвонил в него. Звон колокол издавал неблагозвучный, будто треснувший. Некоторые из приближающихся деревенских мужиков были с ножами, некоторые размахивали тяжелыми дубинками, которые прятали, скорее всего, под столами. Покупатели бросились к выходу, лица их были искажены тревогой и растерянностью.

Я пихнул мальчишку обратно к его отцу, который уже успел в бега собраться.

– Возьмите сына и бегите! – кричал я. – И не вздумайте возвращаться!

Тот машинально взял сына за плечи и притянул к себе. Губы его двигались, он старался что-то сказать, но то ли слов не нашел, то ли я их не расслышал за дребезжаньем колокола и нараставшими криками деревенских.

В дверях убегавшие покупатели подняли толкотню. Я понимал, что ни за что вовремя не успею. Тогда я развернулся и помчался к раздаточному окошку в дальнем углу. Вспрыгнув на стул, проскочил в окошко, побежал на кухню, скользя и падая на скользком плиточном полу. Пожилые прислужницы все сбились к одной стороне, у титана, только в руках они держали ножи и косари, и, едва я встал на ноги, выражение их лиц сменилось с беспокойного на возмущенное.

На другой стороне кухне была дверь. Должна быть, иначе никто не смог бы ни попасть на кухню, ни выбраться из нее. Я побежал к ней, распахнул наотмашь и рванул по травянистой тропинке к линии деревьев, обозначавшей край леса, окружавшего Уинтерборн Абэйс.

Настала ночь. На бегу ноги путались в растениях. Дыхание с хрипом рвалось из горла, в груди все горело. За спиной слышался шум преследования, поскольку толпы торговцев и других жителей деревни проламывались сквозь кусты, срубая мешавшие сучки и ветви своим оружием, чтобы догнать меня.

Догонят – убьют. Это было ясно по их глазам, по их лицам. Я надеялся, что это будет быстро. Не хотелось раздумывать, на что они могли пойти, сохраняя меня в живых, в агонии, в качестве наказания за ненароком причиненную им ересь. Я даже не понимал, во что вторгся, – вот что было хуже всего. Я понял, что некая сверхъестественная сила завладела деревней, что обмен, который велся в ней, преследовал какие-то темные цели, что деревенские жители (и те, что жили на поверхности, и те, что, как я заподозрил, жили под землей, а может, и под волнами морскими) накапливают древнее знание, которое, как уран или плутоний, невероятно опасно, если хранится в одном месте или в одном разуме. Только я не понимал зачем. Не понимал, что это все означает .

Минуя заросли кустарника, я вильнул влево, направляясь к церкви. Надеялся, что мои преследовали продолжат бежать по прямой.

Потревоженные животные разбегались по подлеску, через который я продирался. Может, то были лисы с барсуками, может, еще кто. Я не видел и не желал думать об этом.

Различил впереди сквозь деревья древние церковные стены с торчащими из них тупыми концами шипами. Повернул туда, где, как помнилось, находился главный вход. Выскочив на открытое пространство, окружавшее здание, глянул влево-вправо, выискивая, не догадался ли кто, куда я направляюсь, и не избрал ли путь покороче, по дороге, но там никого не было.

Влетел в дверь и прошел в основную часть церкви. Настоятельница по-прежнему находилась там, также на амвоне, она подняла взгляд, заслышав мои шаги по проходу.

– Прошу вас, мне нужно убежище! – крикнул я.

Она печально покачала головой:

– Вы не туда пришли. Здесь для вас нет убежища.

– Вы же не участвуете в этом?! Вы можете мне помочь! – Крича это, я приблизился к амвону, готовый стащить ее оттуда и потребовать, чтоб она полицию вызвала, или остановила бы этих мужланов именем Бога, с Библией в руках, или еще что-то сделала. Что угодно.

– Я не в силах вам помочь, – произнесла она. Обойдя амвон со стороны и поднявшись на несколько ступенек, ведших к тому месту, где сидела настоятельница, я понял почему.

Толстые белые стебли, поблескивая влагой, пробились когда-то в прошлом сквозь плиты. Они обвивали сзади каменное основание, на котором стоял амвон, охватывали его с боков и пробивались через любую щель. Стебли исчезали под рясой настоятельницы. Когда она повернулась ко мне верхней частью тела, выражение ее лица было сочувственным и печальным, ряса приподнялась, и я увидел, что ноги ее, от ступней до колен и выше, были накрепко опутаны корнями. Нет, не опутаны. Я увидел, как льнула ряса к нижней части тела, и понял, что все тело женщины ниже бедер… заросло. Замещено. Поглощено.

– Что случилось? – вскрикнул я.

Невероятно, но она улыбнулась. И тихо сказала:

– Есть такое, чему нас учат в семинарии, о чем мы никогда не говорим с прихожанами и чего никогда не проповедуем. Мы говорим, что Бог создал Сатану ангелом, но ему было позволено восстать против власти Бога, что демоны – это либо падшие ангелы, либо потуги Сатаны создать ангелов по своему собственному образу, только это не то, во что мы верим. Нет, если честно, нас учат, что есть нечто древнее ангелов и что есть такое, чего не создавал Бог. Эта деревня попала под их господство. Я пыталась помочь им отыскать Свет, однако они стали жертвами льстивых речей Старых Богов. Они вступили в предложенную сделку, не подумав о конечной цене.

– Вы… вам следовало бежать, – сказал я. – Следовало рассказать кому-то!

Она покачала головой.

– Это заползает на вас, и к тому времени, как вы попались, уже слишком поздно. Было время, когда я могла бы сторговать себе свободу. То письмо, что у вас… вы же сказали, что оно для дома 7 на Викаридж-Клоуз? Думаю, вы разберетесь, что «7» это на самом деле «1», написанная небрежно. Мой приятель, живущий в Америке, обещал прислать что-то, чем я могла бы воспользоваться при сделке, обеспечить себе безопасность, только то было три месяца назад. Письмо так и не пришло.

– Я получил его только сегодня, – в ужасе прошептал я.

– Ничто не бывает случайным, – печально улыбнулась она. – Всему есть причина. Мне не было суждено когда-либо выбраться отсюда, зато вам – суждено.