Чайна Мьевилль - Неприкаянные письма

Вопрос вот в чем: если я ей позвоню, сочтет ли она меня сумасшедшей?

Думала я о Селене, и она, конечно же, сочтет. А вы бы что подумали, если б кто-нибудь позвонил вам и сказал, что разыскивал вас в Интернете и, между прочим, у него есть почтовое отправление для вас, которое, так уж получилось, он вскрыл и прочел?

Я понимала: позвонить ей невозможно, но что-то сделать было надо. Казалось, за одну ночь я сама стала одной из этих чокнутых, у кого развивается неуемная тяга к тем, о ком они читали в газетах, кого видели по телевизору. Появилось ощущение, что и мне принадлежит история Селены, ее положение, ее отношения с отцом (будь он жив или мертв). Я знала уже, что ее сестра все еще числится пропавшей: статья в Википедии была бы обновлена, если бы Аманду нашли, – однако хотелось еще знать, как справляется Селена, как ей приходится сейчас.

И, если честно, связь у нас с ней и вправду была – через письмо и потому, что я жила в ее квартире. Или там, где была когда-то ее квартира (вы понимаете, о чем я).

Не беспокойтесь, я ей не позвонила. Зато я ей письмо написала:

«Уважаемая Селена,

это письмо случайно было переслано на мой адрес в Чарлтоне. Выглядело оно важным, поэтому я позволила себе разыскать ваш нынешний адрес по справочнику в Интернете. Надеюсь, вы воспримете это по-доброму. Я долго раздумывала, не вы ли та самая Селена Руан, чья сестра пропала без вести в 1990-х. Я хорошо помню то дело, поскольку мы с вашей сестрой были почти в точности одного возраста.

С наилучшими пожеланиями,

Айлин Макконахи».

Это был чуть ли не десятый вариант написанной мною записки, и я уже перестала пытаться понять задним умом, насколько ненормально она звучит. Мне было уже не до внимательности, или, во всяком случае, я старалась уговорить себя в этом. Я приклеила новый адресный квиток на чистый конверт А5, потом вложила в него письмо вместе со своей запиской. Присовокупила номера и своего стационарного, и мобильного телефонов, а также адрес своей электронной почты. Адрес дома, я полагала, она помнит. Запечатала конверт, прихватив для верности клапан скотчем, потом опустила его в почтовый ящик совсем рядом с автобусной остановкой. Времени это заняло чуть больше, чем может показаться из рассказа (я не перемещаюсь со скоростью света, даже в погожий день), зато миссию свою я завершила. Оперлась о почтовый ящик, переводя дух, прикидывая свои шансы выудить письмо обратно, к примеру, бамбуковой палочкой или прогоном дороги для игрушечных машинок «Мэтчбокс» (помните такие?), который был бы, по крайней мере, более гибким. Решила, что шансы довольно малы. Не говоря уж о том, что попытку извлечь письмо из почтового ящика с помощью части дороги для машинок почти наверняка расценили бы как противозаконное деяние. Несанкционированный доступ к королевской почте, так это называется. Даже если речь идет об извлечении вашего собственного письма, выуживать что-либо из почтовых ящиков до сих пор – ни-ни.

Ответа от Селены я, честно говоря, не ждала, но и бросить это дело просто так тоже не могла. Два дня спустя после отправки своего послания я села на автобус, шедший в город, и отправилась в Манчестерский архив СМИ. Рассчитывала пробыть там с час, может быть, и меньше. Кончилось тем, что провела там большую часть дня. Там новое оборудование установили, с помощью которого статьи с микропленки можно было «печатать» прямо на экране, что было громадным шагом вперед в сравнении со старой системой фотокопирования и сберегло мне бесконечно много времени и нервов. Ни разу за все время этих поисковых упражнений не спросила я себя, чем, как я думаю, я занимаюсь. Мои действия, казалось, уже покинули пределы царства разума и руководствовались неизъяснимым влечением.

Были фото, такое множество фото. Вот наконец-то Аманда Руан, какой, как я и подозревала, она на самом деле выглядела в то время: довольно неуклюжая молодая женщина со стройным станом и удлиненным лицом, ростом на дюйм выше, чем ей самой было бы удобно. Стала бы я дружить с ней в школе? Вероятно, нет, распознав в ней такую же ненормальную, как я сама, и держалась бы от такой в сторонке.

Селена на фотографиях (их было множество) выглядела более приятной, но менее привлекательной версией своей сестры. Разительным примером того трудно постижимого создания, каким является нормальная девочка-подросток. Такой она казалась на фото, во всяком случае. Сомневаюсь, чтобы потеря Аманды и все за тем последовавшее быстро изменили бы ее.

При всей своей неубедительности заметка в Википедии была почти таким же голым выражением законченности, какого только пожелать можно было: это все, что нам известно, это все, что мы вообще намерены знать. Следование за событиями того лета, освещавшимися в газетах день за днем, создавало ткань и ход истории, которая еще не завершена. Я не могла не обратить особое внимание на статьи про Аллисон Гиффорд, двадцатидевятилетнюю учительницу английского языка в колледже у Аманды, которую отстранили от работы из-за «интимной связи», в которую, как считалось, она вступила с Амандой за три месяца до исчезновения девушки. Рассказывая о втором подозреваемом, Брендане Конвэе, пресса была более сдержанна в своей похотливости, зато с большим пылом следовала обычной практике охоты на ведьм. Конвэй находился под опекой социальной защиты как испытывавший трудности в обучении и наделенный кожным заболеванием. Впрочем, он обожал своих собак, двух ирландских волкодавов, с которыми заботливо возился каждый день, что и навлекло на него в желтой прессе под конец славу гомосексуалиста, но скоро было установлено, что Аманду он не похищал и что не был даже заурядным извращенцем, – просто бедолагой-дурачком с дурной сыпью, который случайно оказался не в том месте и не в то время.

И повсюду, повсюду в газетных фотографиях – озеро Хэтчмир, тот самый безвестный простор серенькой воды, над которым я ломала голову, глядя на размытый снимок. В газетах оно было воспроизведено крупнее, четче, в украшении из ограничительных ленточек полиции, в цвете, а в «Уоррингтон гардиан» оно три дня подряд красовалось на разворотах – с полицейскими собаками, без полицейских собак, а что самое главное и самое нелепое, под голубым июльским небом, раскинувшимся над ним куском цветного целлофана. Аманду в день ее исчезновения, очевидно, видели, раз, два, а то и три раза поблизости от озера Хэтчмир, отсюда и задержание гулявшего там с собаками Брендана Конвэя как подозреваемого, отсюда и поиски по периметру, и траление самого озера (дважды), и карнавальное украшение в виде красно-желтых лент с надписями «Проход воспрещен».

Ничего, впрочем, не нашли. Во всяком случае, ничего, имевшего отношение к Аманде. Через шесть недель после дня исчезновения Аманды освещение этого события в газетах упало почти до нуля.