Генри Олди - Книга магов (антология)

— Так что — мне их на сковородке поджаривать?! — вдруг заорал Шемет и тоже грохнул кулаком по столу. — Есть же еще и этика!

— Да! Есть! И должен прийти человек, который назовет вещи своими именами! Вранье — враньем и предательство — предательством! Вот тогда и будет этика!

— И что же это за человек?!

Наверно, Шемет ждал новой порции отвлеченных рассуждений и гуманно дал собеседнице время выстроить несколько фраз, насыщенных полемическим задором.

— Это — я… — негромко произнесла Алиска. — Посмотрите на меня, Аркадий Андреевич, только внимательно… Смотрите… Это — я… Вы даже не представляете, сколько во мне сейчас силы!.. Вы просто не знаете, сколько силы в ожидании… Я разбудила ожидание, понимаете? Сто человек изо всех сил ждут… ну, как же вам это объяснить?

— Тебя — ждут? — Он не поверил и правильно сделал.

Если бы поверил или притворился, что поверил, — Алиска

опять заговорила бы, и все кончилось бы сползающим в тупое и взаимное непонимание спором.

Но она сжала кулачки и разом ударила ими о столешницу. Откуда она знала, что необходим удар, что требуется мгновенное напряжение всего тела? Особенно — рта, губ, до боли в челюстях? И голову запрокинуть? Таким убедительным движением вскинуть подбородок, что и Шемет невольно сделал то же самое?

Они увидели синюю темноту, увидели тусклые проблески, висящие неровными рядами, увидели смуглое узкое лицо и грязную повязку, что захватывала подбородок и щеку. По краю холщовой полосы шла кайма засохшей крови. Прихваченные повязкой жесткие черные волосы топорщились, как ежиные иголки.

Этот невысокий худощавый воин в кожаной броне положил обе руки на незримую рукоять меча. Чуть поворачивая голову, воин искал источник звука. И чем вернее определялось направление, тем сильнее сжимались пальцы.

— Ну вот же он… — прошептала Алиска. — Звучит, слышите? Звучит!

Никогда не знаешь, где тебя подстережет неприятность.

Скатываясь с моста, фургон угодил колесом в выбоину, старенький кузов содрогнулся, и Гай ясно услышал грохот опрокинувшейся клетки. Пришлось остановить машину, чертыхаясь.

Стояло июньское утро, от реки тянуло рыбой, но не противно, как это бывает на общей кухне, а свежо и вкусно, будто на рыбалке, когда вода лежит зеркалом и упругое рыбье тело прыгает в росистой траве. В кустарнике у самой дороги сидела и рассуждала незнакомая зеленоватая птаха, и монолог ее настраивал на миролюбивый лад; Гай прищурился на невысокое солнце и с удовольствием подумал о длинном и спокойном дне, который принадлежит ему от этого вот утра и до самой ночи, весь день — неспешная дорога, потому как торопиться некуда…

Гай не знал, что упавшая в кузове клетка от удара потеряла крышку и черная с блеском нутрия, обозначенная в накладной числом со многими нолями, оказалась, таким образом, на полпути к свободе. Гай не знал этого и беспечно распахнул железные дверцы кузова; ценный зверь вывалился ему под ноги и, отбежав на несколько шагов, замер между своим испуганным тюремщиком и берегом неширокой реки.

Нутрия ошалела от тряски и грохота и потому, оказавшись на воле, не сразу сориентировалась. К несчастью, Гай сориентировался еще позже.

— Крыса, — сказал он с фальшивой нежностью, делая шаг по направлению к беглянке. — Хорошая моя крыска…

В следующий момент он кинулся — неистово, словно желая заслужить лавры всех вратарей мира; он норовил ухватить за черный голый хвост, но поймал только воздух и немного травы. Нутрия, не будь дурна, метнулась к берегу и без брызг ушла в воду. Некоторое время Гай видел ее голову, а потом и голова скрылась под мостом.

Несколько минут он просто сидел на берегу. Что называется, опустились руки. Потом, сжав зубы, поднялся и вернулся к фургону; пустая клетка без крышки лежала на боку, прочие были целы, и девять желтозубых тварей поглядывали на Гая со злорадством.

Вернувшись к берегу, он лег на живот и заглянул под мост. На замшелых камнях играли блики; под самым брюхом моста было и вовсе темно — как на Гаевой душе. Потому что как минимум половина заработка… заработка ЗА ВСЕ ЛЕТО. И половина его канула в воду. В прямом и переносном… да что там, тьфу.

— Ты что-то потерял?

На дороге, даже и пустынной, подчас случаются путники, даже и любопытные. Ничего странного в этом голосе не было — но Гай напрягся. И спустя секунду понял, что оборачиваться и отвечать очень, ну очень не хочется. А вовсе не отвечать — невежливо; потому, поколебавшись, он отозвался, все еще лежа на животе:

— Нутрия сбежала…

Незнакомец негромко засмеялся.

Гай повернулся на бок, увидел узкие босые ступни и защитного цвета штаны. По правой штанине взбирался муравей; Гай рывком сел и поднял голову.

Ему показалось, что из двух прищуренных щелей на него глянули два острых зеленых прожектора. Успел заметить копну светлых волос, разглядел кожаный футляр на шее — и поспешно отвел глаза. Все сразу. Вот так-то, все беды — сразу…

— Не слыхал, чтобы в здешних краях водились нутрии, — задумчиво сообщил прохожий.

Уходи, мысленно взмолился Гай. Я тебя не трогал. Уходи.

Прохожий не внимал его мольбам — чего-то ждал; тогда Гай пробормотал хрипловато:

— Нутрии… да вон их у меня… целый фургон.

Прохожий отошел — для того чтобы заглянуть в открытый кузов и удивленно — а может быть, обрадованно — хмыкнуть:

— Ого… Побег из-под стражи. Что они у тебя, зубами прутья грызут?

Большой черный жук перебирался с травинки на листок подорожника. А вот не буду смотреть, твердил себе Гай. Нечего мне на него… на ЭТОГО… смотреть. Не зря болтали, что он… снова объявился. Не зря болтали, а я думал — зря…

Прохожий оставил нутрий. По-видимому, говорить с Гаем ему было интереснее:

— Что нахохлился?

Жук оступился и скрылся из виду, безнадежно завалившись под листок.

— Как тебя зовут, молчаливый?

А тебе зачем, подумал Гай и втянул голову в плечи.

— Как-как, ты сказал?

— Гай…

— Что будешь делать?

Под сиденьем в кабине лежал обрезок свинцовой трубы — «на всякий случай». Нет, это совершенно неуместная мысль.

— Делать?.. Сниму штаны и полезу под мост.

— Надеешься поймать?

— Не надеюсь, — буркнул Гай в сторону.

— Хочешь, помогу?

— Нет!!

Гай вскочил как ошпаренный. Следовало немедленно ехать прочь, но и бросить драгоценного зверя на произвол судьбы казалось немыслимым, а потому оставалось лишь откинуть крышку капота и тупо уставиться в мотор, давая тем самым понять, что разговор окончен.

Прохожий, однако, рассудил иначе и убираться восвояси не спешил: