Генри Олди - Книга магов (антология)

— Тебе повезло, отрок, — тихо сказал Серафим Нексус, бледный, как свежеподнятый из могилы дрейгур. — Два раза повезло. Во-первых, сегодня ты увидел, как я растерялся.

— А во-вторых?

Горло плохо слушалось Мускулюса. Вопрос прозвучал хрипло, словно ворон каркнул на ветке.

— Ты увидел, как я испугался.

— Судари маги…

Под балконом стояла хозяйка дома. Задрав голову, украшенную чепцом, она смотрела на реттийцев. Лицо женщины белизной могло посоперничать с лицом лейб-малефактора.

— Господа мои…

Замолчав, она опустилась на колени.

— Не бойтесь, милочка, — сказал Нексус. — Мы не звери. Поднимайтесь к нам. Места на всех хватит. Потолкуем по душам…

Кликуши в Соренте жили испокон веку — три либо пять, смотря сколько девок в трех семьях народится. Почему так, одному Вечному Страннику ведомо, а бабам носить да рожать.

Три семьи — это Ганзельки, Локсмары и Бубчики.

Честные сорентийцы их сторонились. С дружбой не лезли, при встрече спешили перейти на другую сторону улицы. Бить не били, не говоря уж о том, чтобы подпустить «красного петуха». Себе дороже. Петух кукарекнет да тебя же в задницу и клюнет.

Казалось бы, ходить парням из каверзных семейств в бобылях до седых волос, а кликушам-юницам — в девках, пока на погост не снесут. Ан нет! Всяк в Соренте знал: если ты с этими породнился, ждет тебя, брат, жизнь долгая и в чем-то даже счастливая. Свадьбы игрались исправно, девочки в достаточном количестве являлись на свет. Выходя замуж, кликуши фамилий не меняли. Оставались Ганзельками, Локсмарами и Бубчиками, продолжая род по женской линии. Мужья кряхтели и смирялись.

Иначе — скатертью дорога. Никто на аркане свататься не тащил…

Не одну беду кличут. Удача тоже зов любит. Шли земляки, в ножки кланялись, подарки дарили. Знали: денег здесь не берут. Неси меда горшок, отрез сукна на платье. Затем просьбу изложи, палец из ноздри вынь и жди со смирением. Дар твой примут — считай, дело в шляпе. Не возьмут подношеньица — значит, не судьба.

Об удаче купленной народ помалкивал. Зато сапожник в канаву сверзился или яблок неурожай — ясное дело, кто накликал! Они, злоязыкие! Ганзелька-змеючка, Локсмариха-гадючка и Бубчик-зараза. Сколько ни талдычь соседям, что неурожай — от гнилой плодожорки, а сапожник Янцель с пьяных глаз из канавы не вылезает — без толку. Кто поверит?

Тем паче что не все — брехня, есть и правда.

— На тень чужую не плевать, — учила старуха кликуша соплячку наследницу, — щепку ясеневую соседке под порог не бросать, пыль дорожную по ветру не пускать — выше твоих сил. Лучше уж нарочно Золтане-молочнице прыщи на лицо напусти. Прыщи Золтане травник сведет, зато тебя месяц распирать не будет.

Не в природной вредности дело. Рвался талант наружу, как молоко из казанка, забытого на огне. Кого-нибудь да ошпарит. К счастью, по мелочи — коза от хозяев сбежит, волкам на обед; кошель на ярмарке сопрут; свинья в горницу заберется и праздничную кулебяку сожрет. А человека со свету сжить — это кликуше, хоть наизнанку вывернись, не под силу.

— С Ползучей Благодатью сговориться, дабы снизошла, — твердила старуха кликуша внученьке-любимице, — перед тем не одну пакость накликать надо. Рассыпаешь занозы щедрой рукой, костерят тебя за спиной — и в Овал, и в Квадрат, и в Геенну с Эмпиреями! — а ты «кубышку» копишь. Время пришло, глядь — на одну жирную удачу набралось. Удача, деточка, она в отличие от беды по мелочам не разменивается.

Так и жили три семейства — из века в век, вплоть до памятного указа Вольдемара Везучего, первого герцога Сорентийского.

Получив Сорент в ленное владение, новоиспеченный герцог прибыл в город для инспекции земель и угодий. Выбрал приглянувшееся место, приказал строить на холме новый замок. А чтоб изыскать средства на строительство, обложил народ «замковой» податью.

Народ крякнул, но смолчал.

Начинать правление с усиления налогового бремени — глупей глупого. Вольдемар честно намеревался этой податью и ограничиться. Однако двор рос как на дрожжах, фаворитка бурно справляла именины, на мантии вытерся горностай… Казна же пополнялась ни шатко ни валко. Его высочество лихорадочно искал свежие источники доходов, не находил — и, тяжко вздыхая о судьбе подданных, вводил следующий налог.

На благо государства.

Народишко разок сыграл в молчанку — и хватит: ворчал-бурчал, как гром за рекой. Некий колдун-самоучка Закумпий похвалялся, что сыскал в замковом нужнике волос с герцогова тела. Ужо берегись, наведем сто бед на деспота! Вы, добрые граждане Сорента, мне, колдуну, заплатите, а я тирана урезоню.

Платить Закумпию не спешили, но и властям злоумышленника никто не выдал.

Обстановка накалялась. Пахло мятежом. Казенных мытарей тайком били. Тут кто-то из придворных и доложил герцогу о со-рентийских кликушах. Мол, издавна пакостят — теперь, видать, ополчились на ваше высочество. Козни строят.

— Прикажете взять к ногтю?

Впервые в жизни Вольдемар проявил государственную мудрость. Или любопытство заело. Другой бы бросил кликуш в острог, а государь вызвал всю пятерню в замок, где еще пахло известкой и алебастром, и удостоил аудиенции. Женщины запираться не стали, выложили правду-матку на стол. Вольдемар кивнул, впал в задумчивость и велел обождать за дверями высочайшего решения.

Через час кликуш позвали вновь. Восседая на троне, герцог повелел: призвать удачу и благоденствие на подвластные мне земли. Сделаете — награжу. Смухлюете — сожгу и по ветру развею.

Сроку — две недели.

Удрученные женщины собрались на совет. Гореть на костре никому не хотелось. Выход нашла Генечка Локсмар, самая молодая; ей в ту пору едва восемнадцать сравнялось. Помнишь, говорит, Лизавета, как ты Гансу-бондарю в кости выиграть помогла?

— Ага, — кивает Елизавета Локсмар. — И что с того?

— А то, что мог Ганс назавтра спустить выигрыш подчистую. Мог запить на радостях. А он мастерскую в порядок привел, двух работников нанял, бочек наделал — загляденье! На ярмарке распродался, два года прошло — глядь, у Ганса уже две мастерские. Бочки — нарасхват; сыновья на купеческих дочках женились, богатое приданое взяли…

— Ну? — моргает Елизавета.

— Баранки гну, дурища! Если малой удачей с умом распорядиться — станешь кумом королю.

— Наш венценосный болван королю реттийскому вообще сын, а толку? — заворчала Прозерпина Ганзелька. Но язычок прикусила: поняла, куда Генечка клонит.

— Сумеет ли его высочество удачей распорядиться? Растратит впустую, а мы виноваты окажемся.

Это Роза Бубчик. Осторожная. Везде скрытый подвох ищет.

— Веселому государю — мудрый язычок в ушко! — смеется Генечка. — Сумеем, подруженьки?