Миа Тавор - Созвездие Волка. Начало

Я молчала.

Он слегка склонил голову и посмотрел на меня.

— Но я не хочу, чтобы ты заблуждалась на мой счет. Я так же, как и ты, против тех наказаний, которые применяют некоторые учителя, — добавил он вдруг. С тоской, как мне показалось. — Но как я уже сказал, у школы есть могучие покровители, которые сами когда-то носили красную форму и сегодня во всем поддерживают избранного ими же директора. После его появления здесь многое изменилось. И не в лучшую сторону.

Я молча переваривала его слова. Мистер Честертон казался мне искренним, и я решила пока оставить эту тему в сторонке.

— Что вы делаете, чтобы сохранить эти … способности? — мне все еще трудно давалось это слово.

— Тренируемся, учимся, постоянно развиваем способность управлять. Это то, что ученики в красной форме делают почти с самого рождения, и то, что ты с твоими одноклассниками начнете делать в следующем семестре.

— Как?

— С помощью животных.

Я сглотнула и решила пока не вдаваться в технические подробности. Голова и так шла кругом от всей этой информации.

— А что делают те, кто носит желтую форму? Вы сказали, что каждый обязан вносить свою лепту. Но раз они не обладают этими способностями и, соответственно, не тренируются, то какой вклад вносят они?

Учитель нахмурился.

— Когда-нибудь я объясню тебе, но не сейчас, — после небольшой паузы ответил он. — На сегодня вполне достаточно.

Я все еще сидела на стуле, пытаясь совладать со всем, что услышала. Но у меня вдруг возник еще один важный вопрос. Немного нелепый, но все же…

— Вы сказали, что управляете всем, что происходит на земле…

Учитель согласно кивнул, ожидая продолжения.

— Неужели все президенты когда-то учились здесь?

Уголки его губ приподнялись, а голубые глаза плутовато сверкнули.

— О нет, мы не стремимся так открыто демонстрировать свою власть. Для наших целей мы предпочитаем не светиться на публике, а действовать «за кулисами» … Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Я мотнула головой. Мистер Честертон на секунду задумался.

— Мы соблюдаем наши интересы, но делаем это максимально незаметно, чтобы ни у кого не возникло ненужных вопросов. Наше присутствие не должно ощущаться, но в то же время должно приносить плоды. Для этого у нас везде есть свои представители, работа которых заботиться о настоящем и будущем нашего рода и этой школы. Это максимум, что я могу пока сказать. Надеюсь, теперь тебе понятнее.

— Кажется, да. Спасибо, мистер Честертон.

Мысли путались, и я устало склонила голову. Всего этого и так было слишком много для одного дня.

— Тебе многое еще предстоит узнать, Алекс. И когда все, сказанное здесь, немного уляжется в твоей головке, появятся и другие вопросы. Я уже говорил тебе, что я целиком и полностью на твоей стороне, поэтому ты можешь мне доверять, — учитель сделал паузу и выразительно посмотрел на меня. — Если захочешь о чем-то поговорить… что-то спросить, то помни, что ты всегда можешь придти ко мне.

— Хорошо, — пробормотала я. Мне вдруг захотелось очутиться в своей комнате.

— Алекс, — снова окликнул он, и я обернулась, уже у двери, — теперь ты знаешь, какие люди стоят за этой школой. На них не распространяются обычные законы, и их могущество не знает границ. Во многом ты можешь не соглашаться с тем, что здесь происходит, но разделение существует не просто так. Ни при каких обстоятельствах ты не должна ни разговаривать, ни встревать в то, что происходит с теми, кто носит желтую форму, иначе будет только хуже. Для своего же блага придерживайся ребят своего цвета формы и соблюдай правила, которые установили директор и миссис Джеймс. Я знал и уважал твоих родителей, — учитель склонил голову на бок и тепло посмотрел на меня, словно сейчас видел их во мне, — и со своей стороны, сделаю все, чтобы тебя защитить. Но и ты должна мне в этом помочь.

Я поблагодарила его кивком головы и вышла.

На негнущихся ногах я спустилась по лестнице и забрала из раздевалки куртку. Уроки уже давно закончились, и огромное здание школы было совершенно пустым. По крайней мере, можно было не опасаться, что столкнусь с кем-то из учеников. Однако сейчас это заботило меня меньше всего: голова раскалывалась от того, что я только что услышала.

С одной стороны, мне было трудно поверить в то, что поведал мне учитель. С другой — его слова прояснили многое, что касается этой странной школы. Значение цвета формы, разделение, которого строго придерживались ученики, железная дисциплина и даже внутренняя роскошь школы вдруг обрели для меня смысл. Если способности, о которых он мне рассказал, на самом деле существуют, то несложно представить, каким могуществом обладают те, кто силой мысли способны заставить остальных сделать то, что им угодно. Они не просто способны заставить людей поменять решения в свою пользу, но и принудить их отдать все, что у них есть, не прибегая к насилию и не рискуя понести наказание. Неужели мой отец вел свои дела именно так? Но тогда как он вообще мог разориться? А что насчет учеников в желтой форме? Как они могут быть довольны своей судьбой? Мне было неприятно это признавать, но этот факт вполне объяснял то странное смирение, с которым они воспринимали все происходящее.

Вопросы возникали один за другим, и вскоре голова загудела, будто в ней поселился рой пчел. Решив, что дальше будет только хуже, я решила больше об этом не думать. По крайней мере, пока все и вправду не уляжется, как сказал учитель. Впереди маячила встреча с дядей и тетей, которые уже несомненно в курсе утреннего инцидента. Вздохнув, я натянула капюшон чуть ли не на глаза и поплелась в сторону дома.

Зима оказалась еще более суровой, чем я ожидала. С каждым днем ледяные, колючие ветра дули все сильнее, морозы крепчали, а снег валил так, словно решил засыпать все вокруг.

К тому времени, как я вернулась домой, все были уже в курсе, и разразился настоящий скандал. Стоя посреди гостиной, я слушала, как сотрясались стены старого дома от дядиного громкого рыка. Даже Николь на этот раз не пришла поглазеть, а испуганно заперлась в своей комнате. Сейчас мне и без того было плохо, и дядины громкие крики пролетали мимо моих ушей. Хуже было, когда по его приказу тетка потащила меня в подвал, приговаривая при этом про позор, который я навлекла на родителей самим фактом моего рождения и из-за которого они покинули этот город. Теперь ей не надо было скрывать правду о моем происхождении, и она не замедлила этим воспользоваться.

— Ты выродок, испорченная кровь, — едко шипела она, волоча меня по ступенькам. — Позорное пятно на репутации этого дома, которое нам всем приходится теперь терпеть.

Эти слова действовали хуже всяких криков.