Роджер Желязны - Розы для Экклезиаста

— Каким образом? — в конце концов спросила она, потирая щеку.

— Вы живете дольше, чем мы. Если у нас будет нормальный ребенок, значит, наши расы могут вступать в брак друг с другом. Наверняка у вас есть еще женщины, способные иметь детей. Почему бы и нет?

— Ты прочел Книгу Локара, — сказала она, — и после этого спрашиваешь? Смерть — дело решенное, все за это проголосовали. Но и задолго до этого последователи Локара давным-давно все решили. «Мы все сделали, — сказали они, — и все увидели, все услышали и все почувствовали. Танец был хорош. Пришло время его закончить».

— Не может быть, чтобы ты этому верила.

— Во что я верю — совершенно неважно, — ответила она. — М’Квийе и Матери решили, что мы должны умереть. Сам их стимул звучит теперь как насмешка, но решение будет выполнено. Осталось только одно пророчество, но оно оказалось ошибочным. Мы умрем.

— Нет, — сказал я.

— А что же?

— Летим со мной на Землю.

— Нет.

— Ладно, тогда пошли.

— Куда?

— Обратно в Тиреллиан. Я хочу поговорить с Матерями.

— Нельзя! Сегодня служба! Я засмеялся.

— Служба, посвященная богу, который сбивает тебя с ног, а потом добивает, лежачего?

— И все равно он Маланн, — ответила она. — И мы его народ.

— Ты бы быстро нашла общий язык с моим отцом, — проворчал я. — Но я все равно пойду, и ты пойдешь со мной, даже если мне придется тащить тебя на себе. А я сильнее тебя.

— Но не сильнее Онтро.

— Это еще кто?

— Он тебя остановит, Гэлинджер. Он рука Маланна.

Я резко остановил джипстер перед единственным известным мне входом в храм. Бракса держала розу на руках, как нашего ребенка, и молчала. Лицо у нее было отрешенным и очень милым.

— Они сейчас в храме? — спросил я.

Лицо мадонны не изменило своего выражения. Я повторил вопрос. Она встрепенулась.

— Да, — сказала она откуда-то издалека. — Но тебе туда нельзя.

— Это мы еще посмотрим.

Я обошел джипстер и помог ей вылезти.

Я вел ее за руку, она двигалась, словно в трансе. Луна отражалась в ее глазах. Глаза смотрели в никуда, как в тот день, когда я впервые увидел ее танцующей.

Я толкнул дверь и вошел, ведя ее за собой. В комнате царил полумрак.

Она закричала, в третий раз за вечер:

— Не трогай его, Онтро! Это Гэлинджер!

До сих пор мне не приходилось видеть марсианских мужчин, только женщин. И я не знал, то ли мужчины все такие, то ли он какое-то чудо природы. Хотя сильно подозревал, что именно последнее.

Я смотрел на него снизу вверх.

Его полуобнаженное тело было покрыто родимыми пятнами и шишками. Наверное, что-то с железами.

Раньше я думал, что на этой планете я выше всех, но этот был футов семи ростом и весил немало. Теперь понятно, почему у меня оказалась такая огромная кровать.

— Уходи, — сказал он. — Ей можно войти. Тебе — нет.

— Мне нужно забрать свои книги и кое какие вещи.

Он поднял громадную левую руку. Я проводил взглядом Браксу. Мои пожитки были аккуратно сложены в углу.

— Мне необходимо войти. Я должен поговорить с М’Квийе и Матерями.

— Нельзя.

— От этого зависит жизнь вашего народа!

— Уйди! — прогремел он. — Возвращайся к своим, Гэлинджер! Оставь нас в покое!

В его устах мое имя звучало как-то странно, словно чужое. Интересно, сколько ему лет? Триста? Четыреста? Он что, всю жизнь охранял храм? Зачем? От кого его тут охра пять? Мне не нравилось, как он двигался Я раньше встречал борцов, которые двигались так же.

— Уходи, — повторил он.

Если они развили свое искусство рукопаш ного боя до такой же степени, как и танец или — хуже того, — если искусство борьбы было частью танца, то я здорово влип.

— Иди, — сказал я Браксе. — Отдай розу М’Квийе. Скажи, что это от меня. Скажи, что я скоро приду.

— Я сделаю так, как ты просишь. Вспоминай меня на Земле, Гэлинджер. Прощай.

Я не ответил, и она прошла мимо Онтро в следующую комнату, неся свою розу.

— Ну, теперь ты уйдешь, — спросил он. — Если хочешь я ей расскажу, как мы дрались и ты меня чуть не победил, но я так тебя ударил, что ты потерял сознание, и я отнес тебя на корабль.

— Нет, — сказал я. — Либо я тебя обойду, либо перешагну, но так или иначе я пройду.

Он пригнулся и вытянул перед собой руки.

— Это грех — поднять руку на святого человека, — прогрохотал он, — но я остановлю тебя, Гэлинджер.

Моя память прояснилась, как запотевшее стекло на свежем воздухе. Я смотрел в прошлое шестилетней давности.

Я изучал восточные языки в токийском университете. Дважды в неделю я по вечерам отдыхал. В один из таких вечеров я стоял в тридцатифутовом круге в Кодохане, в кимоно, перетянутом коричневым поясом. Я был «иккиу», на ступеньку ниже низшего уровня мастера. Справа на груди у меня был коричневый ромб с надписью «джиу-джитсу» на японском. На самом деле это означало «атемиваса», из-за одного моего приема, который я разработал. Я обнаружил, что он просто невероятно подходит к моим габаритам, и с его помощью побеждал в состязаниях.

Но я никогда по-настоящему не применял его на человеке и лет пять не тренировался. Я был не в форме и знал это, но все равно попытался войти в состояние «цуки но кокоро», чтобы, как луна, отразить всего Онтро.

Голос откуда-то из прошлого сказал: «Хадзими — начнем».

Я принял «некоаши-дачи», кошачью стойку, и у него как-то странно загорелись глаза. Он торопливо попытался переменить позу — вот тут-то я ему и врезал!

Мой коронный прием!

Моя длинная левая нога взлетела как лопнувшая пружина. На высоте семи футов она встретилась с его челюстью как раз в тот момент, когда он попытался отскочить.

Голова Онтро резко откинулась назад, и он упал, тихо застонав.

« Вот и все , — подумал я, — извини, старик ».

Когда я через него перешагивал, он каким-то образом умудрился поставить мне подножку, и я упал поперек него. Трудно было поверить, что после такого удара у него хватает сил оставаться в сознании, я уж не говорю — двигаться. Мне не хотелось опять его бить.

Но он добрался до моей шеи прежде, чем я успел сообразить, чего он добивается.

Нет! Не надо такого конца!

Как будто железный прут давил мне на горло, на сонную артерию. Тут я понял, что он по-прежнему без сознания, а это — рефлекс, рожденный бессчетными годами тренировок. Однажды я это видел, в «шиай». Человек погиб оттого, что потерял сознание, когда его душили, и все равно продолжал бороться, а его противник подумал, что душил неправильно, и давил сильнее.

Но это бывает редко, очень редко.

Я двинул ему локтем под дых и ударил затылком в лицо. Хватка ослабла, но недостаточно. Мне не хотелось этого делать, но я протянул руку и сломал ему мизинец.

Его рука повисла, и я вывернулся.

Он лежал с искаженным лицом и тяжело дышал. У меня сердце сжалось при виде павшего гиганта, который, выполняя приказ, защищал свой народ, свою религию. Я проклинал себя, как никогда в жизни, за то, что перешагнул через него, а не обошел.