Клод Лалюмьер - Витпанк

В пульт встроен ограничитель: через пять секунд он автоматически выключается.

Я тяжело оседаю на порог.

— Вау! — говорит он. — Чуть не разбудил всю улицу! Давай убедимся, что мы понимаем друг друга, приятель. Мне не нравятся такие люди, как ты. Мне не нравится то, что ты сделал с моей компанией. Ты — подонок. Ты борешься с системой, которая принимает близко к сердцу интересы всех людей, вместо того, чтобы помочь себе и окружающим, найдя себе работу. Но теперь ты здесь, и нам придется как-то мириться друг с другом. Итак, не суй нос куда не следует, делай, что тебе говорят, и мы превосходно уживемся.

Он ведет меня к гаражу позади дома. В углу кинут грязный матрас и пара одеял.

— Пока что ты будешь спать здесь, — говорит он. — Моя жена будет нервничать, если ты будешь ночевать внутри. Ну-ка, где это у нас…

Он переворачивает несколько страниц, консультируясь с руководством, а я тем временем стою и восхищаюсь его коллекцией различных агрегатов, прикидывая, возможно ли убить человека пескоразбрасывателем.

— Ага, вот оно! — говорит он, нажимая несколько кнопок на пульте. — Если ты попытаешься войти в дом или отойти от этого места больше чем на двадцать метров, включится иммобилайзер. Спокойной ночи!

С этими словами он возвращается к своему гольфу. Он так и не спросил моего имени, не сказал мне своего и не уведомил меня, где находится туалет.

Позже я выскользнул наружу и помочился на его клумбу.

Джереми Хендерсон не был членом совета директоров «Южного Кабельного». Он не был даже старшим менеджером. Для этого ему недоставало ума. Он заведовал местным отделом продаж, хотя избегал именоваться этим титулом напрямую, пытаясь создать впечатление, что он — нечто более солидное, более высокооплачиваемое и более, мать его, незаменимое, чем какой-то там заведующий отделом продаж.

Когда компания обнаружила, что после того, как они поувольняли своих уборщиков и раздали нас своему старшему руководящему составу, у нее еще осталось некоторое количество наших ребят, она устроила лотерею. Джереми Хендерсон выиграл восемнадцать месяцев моей жизни благодаря тому, что набрал наибольшее количество очков в игре «Бусидо».

В доме Джереми Хендерсона было совсем немного печатных книг, не считая Библии, переплетенного собрания романов Джеффри Арчера (хе-хе!), руководства для начинающих по игре в го и экземпляра «Искусства войны» Сунь-Цзы — которое, вероятно, считалось в то время модным чтением для инициативных корпоративных работников.

Он целыми днями занимался в тренажерном зале и накачивался стероидами. Миссис (а она была именно миссис, не вздумайте сомневаться!) Хендерсон не работала. И чем меньше работы у нее было в доме, тем больше у Джереми было поводов для гордости.

Некоторое время, еще до того, как они поженились, он заигрывал с этой церковью, которая считает Фредди Меркьюри богом и верит, что он скоро вернется на Землю в космическом корабле. «Куин» были для ДХ эталоном классической музыки.

Теперь он являлся христианином, потому что христианами были все, кто имел значение, и еще потому, что в глубине души он нуждался в некоем тотальном контроле качества, который бы подтвердил его моральное превосходство над обитателями первого и второго квадрантов и всеми остальными, кто жил не так, как он. Самым основным страхом Джереми было, что кто-то может в чем-то превзойти его.

Полагаю, в SWOT-анализе [59], который он сделал по моему поводу, я представлял для него одновременно благоприятную возможность (символ статуса, экономящее труд приспособление) и угрозу (я мог в чем-нибудь превзойти его).

Миссис Хендерсон — Наташа… Знаете, как узнают возраст деревьев по годовым кольцам? Если бы я обращал внимание на моду, мне было бы нетрудно узнать возраст Наташи, изучив следы ее пластических операций и пересадок. Я мог бы прозакладывать свою свободу, что у семидесяти процентов женщин ее возраста, живущих в Хилтон Ли, та же самая прическа, те же груди, тот же нос, те же губы, те же зубы, той же формы зад, тот же безупречный цвет лица…

Наташа выглядела как шлюха из мыльной оперы, но перед своим мужем и повелителем она была жмущейся в угол скромной мышкой. Она повстречалась с муженьком семнадцать лет назад — вышла замуж через две недели после того, как окончила школу. У нее никогда не было работы и скорее всего она никогда не имела никаких дел с другими парнями. Она была не из тех, что изменяют.

В ее распоряжении имелась всевозможная домашняя электроника, какой декоративная маленькая хаусфрау может только пожелать, включая «Мулинекс Энди» для комплексной уборки. У нее не было иных интересов в жизни, помимо мыльных опер по телевизору и разговоров о диетах с подругами за чаем с пирожными.

А еще она была неравнодушна к выпивке.

Около недели я мыл окна, красил (Джереми не доверял мне делать что-либо сложное), подстригал траву и даже получил разрешение на выход за ограду, чтобы пробежаться по магазинам. Едва ли не каждую минуту, что я бодрствовал, я думал о том, чтобы сделать ноги. Но в этом не было бы смысла: в чип встроен маяк, который эта мерзость может распознать на расстоянии нескольких миль, а вырезать чип, по их словам, было гиблым занятием. И мне совершенно не хотелось пытаться проводить хирургические операции на самом себе.

Через неделю моего плена ДХ устраивал одно из своих «знаменитых барбекю».

Разумеется, наиболее интересный кусочек мяса не поджаривался. Во всяком случае, не в буквальном смысле.

Около семи сад был уже полон сливками местного общества. Люди в футболках и тесных рубашках, предназначенных для того, чтобы они могли похвастаться своими консервированными мускулами, стояли кружком с бутылками «Будвара» и «Саппоро» [60], разговаривая о машинах, гольфе, о ведении судебных дел и вопросах управления — и все до одного пытаясь показать, что они занимают более важное положение, чем это было в действительности. Женщины, в основном маленькие женушки, которые не работали годами (или, возможно, работали неполный день, но пытались скрыть это), говорили о детях или косметической хирургии и тоже пытались показать, что их мужья занимают более важное положение, чем это было в действительности. Здесь было также несколько детей, половина из которых бегала вокруг, смеясь и крича, а вторая половина стояла кружком, словно клонированные двойники своих родителей, выказывая либо вышколенное поведение и вежливость, либо преувеличенную вялую скуку.

Моей задачей было скользить лебедем вокруг гостей, разнося напитки и закуски — в белой рубашке, передничке и вышитом жилете, который Наташа купила для меня накануне. Я с ужасом думал, что мне придется проводить обряд над кучей горелого воняющего мяса, но я забыл, что присматривать за жарким — это Работа Настоящего Мужчины.