Лао Шэ - Избранное

— Почему сейчас так много свадеб? — спросил я по дороге. Это был праздный вопрос, но я утешал себя тем, что отвлекаю женщину от мрачных мыслей. Сказать по правде, я отвлекал и себя, потому что гибель Маленького Скорпиона казалась мне почти неизбежной.

— Когда начинается смутное время, все спешат со свадьбами, чтобы солдаты не испортили девушек, — объяснила Дурман.

— Зачем же праздновать их так пышно?

Мои мысли были сосредоточены на войне, но кошачье отношение к жизни на этот раз оказалось разумнее человеческого:

— Для свадеб пышность необходима. Война скоро кончится, а брак — на всю жизнь!

Поверив моим словам о возвращении Маленького Скорпиона, Дурман успокоилась и даже предложила мне посмотреть пьесу:

— Сегодня министр иностранных дел устраивает представление на улице по случаю женитьбы сына. Пойдем?

Мне казалось, что убить министра, который во время войны занимается подобной чепухой, намного достойнее, чем смотреть спектакль, но в убийцы я не годился, а кошачьего театра еще не видел. Я решил пойти: за последнее время мое мышление заметно кошкоизировалось.

Перед домом министра иностранных дел стояло множество солдат. Представление уже началось, однако простой народ к сцене не подпускали: тот, кто рвался вперед, получал дубинкой по голове. Кошачьи солдаты умели воевать — с собственным мирным людом. Меня они вряд ли посмели бы ударить, но я сам не очень рвался вперед, потому что театральная музыка еще издали показалась мне удивительно противной. Долго я прислушивался к пронзительным звукам, прерываемым воплями актеров, однако полюбить кошачий театр так и не сумел.

— Нет ли у вас пьес получше этой? — спросил я у Дурман.

— Есть, иностранные. Их я смотрела в детстве, они горазда тоньше. Потом их перестали играть, так как никто в них ничего не понимал. Министр иностранных дел сам выступал за новые пьесы — до тех пор, пока один иностранец не сказал, что наш театр тоже очень интересен. Тогда министр начал выступать за старые пьесы.

— А если другой человек скажет, что иностранный театр лучше?

— Это уже будет бесполезно. Иностранные пьесы действительно хороши, но слишком глубоки. Когда министр ратовал за них, он вряд ли их как следует понимал, поэтому и уцепился за лестное мнение о наших пьесах. Сам он вообще не разбирается в театре, хотя и норовит прослыть его пропагандистом. А старый театр легче рекламировать, у него больше поклонников. У нас часто так бывает: новое едва возникнет и тут же вытесняется старым. Для того чтобы внедрять новое, нужно слишком много сил и энергии.

Я чувствовал, что это не ее мысли, а Маленького Скорпиона, потому что сама она продолжала потихоньку протискиваться вперед. Мне было неудобно ловить ее на слове, но больше я выдержать не мог:

— Уйдем отсюда?

После всего сказанного о театре Дурман было неловко не согласиться. Не протестовала она и тогда, когда я предложил сходить к императорскому дворцу. Он был самым большим, но не самым красивым зданием Кошачьего города. Сегодня дворец выглядел особенно неприятно: перед стенами солдаты, на стенах солдаты… Кроме того, стены были вымазаны свежей грязью, а вода во рву воняла сильнее обычного.

— Иностранцы любят чистоту, — пояснила Дурман. — Грязь — это лучшее заграждение от них!

У меня не хватило сил даже рассмеяться.

На стену вылезло несколько фигурок, которые долго усаживались верхом, по-видимому, боясь свалиться. Дурман возбужденно закричала:

— Высочайший указ!

— Где? — спросил я.

— Смотри!

Люди на стене двигались так медленно, что у меня заныли ноги. Наконец гонцы спустили на веревке камень с белыми знаками. Дурман, обладавшая острым зрением, охнула.

— Что случилось? — заторопил я.

— Перенос столицы! Император уезжает! Беда! Как же мне без него?! — запричитала Дурман, наверняка имея в виду не императора, а Маленького Скорпиона. Тем временем со стены спустили еще один камень.

«Солдатам и народу, — начала читать девушка, — повелеваем оставаться на местах. Переезжаем только Мы и чиновники».

Я поразился мудрости Его Величества и пожелал ему на пол-пути свернуть себе шею. Но Дурман неожиданно обрадовалась:

— Это еще ничего. Раз многие остаются, мне не страшно!

«Интересно, откуда они будут получать дурманные листья после отъезда чиновников?» — подумал я, но в этот момент появился новый камень:

— «С сего дня запрещаем называть Нас „руководителем всех свар“. В минуту грозной опасности народ должен быть сплочен, поэтому Мы становимся „руководителем одной свары“. Все на борьбу с врагом!» — прочитала Дурман и добавила: — Лучше бы совсем без свар…

Мы подождали еще немного, по поняли, что указов больше не будет, так как глашатаи скрылись за стеной. Дурман очень хотелось вернуться и посмотреть, не пришел ли домой Маленький Скорпион, а я отправился к государственным учреждениям, где могли вывесить еще какие-нибудь указы. В восточной стороне, куда пошла Дурман, по-прежнему гремела свадебная музыка, по здесь не было никого, как будто свадьбы в тысячу раз важнее всех государственных проблем.

Особенно интересовало меня министерство иностранных дел, перед которым опять-таки не оказалось ни одного человека. Ах да, министр ведь празднует свадьбу сына и, должно быть, отпустил своих подчиненных. Еще неизвестно, есть ли у людей-кошек иностранные дела, хотя министерство существует.

Я решил выяснить для себя этот вопрос, воспользовавшись отсутствием чиновников. Бесцеремонно вошел — внутри никого. Комнаты не заперты, в них тоже никого и ничего, кроме кучи каменных пластинок с надписью «Протест». Их, наверное, рассылают во всех подходящих и неподходящих случаях: ведь дипломаты — специалисты по протестам. Я хотел найти какие-нибудь документы, присланные из-за границы, но не нашел. Видимо, иностранцы, стремясь облегчить себе дипломатические отношения, никогда не отвечают на кошачьи «Протесты».

Незачем смотреть другие учреждения. Если министерство иностранных дел так гениально просто, то в остальных организациях поди, нет даже каменных пластинок.

А учреждений мне встретилось много: министерство проституции, институт дурманных листьев, управление кошачьими эмигрантами, министерство борьбы с иностранными товарами, палата мяса и овощей, комитет общественной торговли сиротами… Это только самые понятные названия — многих я просто не понял. Чтобы обеспечить всех чиновников службой, или бездельем, требовалось как можно больше учреждений. Мне показалось, что их многовато, по людям-кошкам, по-видимому, было недостаточно.

Я шел прямо на запад, намереваясь заглянуть в иностранный квартал. Нет, пойду лучше домой, посмотрю, не вернулся ли Маленький Скорпион. Я пошел обратно по другой улице и вдруг увидел группу студентов, которые не наслаждались спектаклем или отрубленной головой, как их земляки, а стояли на коленях перед большим камнем с надписью «Памятник великому святому Мацу». Зная, что они тотчас разбегутся, если увидят меня, я тихонько подошел сзади, тоже опустился на колени и стал слушать, о чем они говорят.