Михаил Бочкарёв - Лунный синдром (сборник)

И он был нацелен точно на место наших бесед.

Теперь я пребываю в полном недоумении: кто бы это мог быть?

Однако пока мы не раскрыли этой тайны, я думаю, нам следует опасаться и даже, возможно, сменить место наших тайных встреч.

— С Уважением. Ваш друг Всеволод Фикалкин.

26 мая

Re: Всеволоду Фикалкину.

После того, как мы с вами сходили в тот странный дом, я всё никак не приду в себя. Вот уже вторые сутки я не сплю. Я не могу с вами увидеться. Я тоскую от этого безумно, и мне кажется, что мир вокруг потерял смысл!

Как там Женевьева — девочка моя?

Её глаза грезятся мне всякий раз, как только я на миг их закрываю.

Но я сделал главное — Я убедил всех!

И теперь рукопись подписана в печать!

Осталось совсем немного, и она — О прелестная дева моих грез! — увидит жизнь!

Но есть и страшное.

Хоть мы с вами и не успели, мой милый Всеволод, застать того странного человека с подзорным биноклем, я словно предчувствую, кто это, но помыслить, даже втайне, даже в самом себе — боюсь! Боюсь безумно!

(но, мне кажется, это я сам!!!)

Что вы сделали со мной?

Руки мои дрожат… жаба жаба… в голове сумбур, я словно в наркотическом забытьи… пятый сектор пространств… я будто падаю в бесконечность… тектонические пласты и вихри… всё это терзает… жаба жаба… меня. Что там? Принцесса Марса. Ведь это абсурд? Я уже и сам не знаю. В том здании с подзорной трубой стою я сам, и смотрю, как мы с вами листаем этот утопический роман… жаба жаба… а ангелы на ветвях поют голосами не родившихся младенцев…

Гл. редактор издательства «Эйрграфт»

П. И. Пряников.

1 июня

Главному редактору издательства «Эйрграфт»

П. И. Пряникову.

Жаба

Жаба

Жаба

Цикл-бесконечность!

С Уважением. Ваш вечный друг — Всеволод Фикалкин.

— Человеческий мозг — самая загадочная вещь во Вселенной! Никто ведь не знает, как и почему эволюционные процессы пришли к формированию столь сложного механизма и наделили им животное, которое, получив сей подарок, начало мыслить!

Такая мысль, ни с того ни с сего, посетила Заплющенко, перед самым началом штурма. Он сжал автомат, и по команде, разразившейся матерным скрежетом в наушнике, выскочил из-за укрытия. Пригнувшись, Заплющенко побежал к кирпичному дому, в котором террористы удерживали заложников. Он не видел, как из окна на третьем этаже, скрытый грудой мебели, наваленной неразборчивым хламом, высунулось дуло оптической винтовки, как направилось оно в его сторону, и чей-то безжалостный палец нажал на спуск. Он лишь услышал выстрел, и тут же почувствовал страшный удар в голову. Будто кто-то со всей силы ударил его молотком по темени. Заплющенко упал в жухлую траву, и сознание мгновенно покинуло его разломленную пулей черепную коробку.

— Ну, как вы, голубчик?

Володя открыл тяжёлые веки, и увидел, как из белого тумана постепенно нарисовалось розовощёкое лицо пожилого человека, в очках и с бородкой. Доктор был точь-в-точь таким, каким Заплющенко видел его в детстве, в книжке про Айболита.

— Мозг… — прошептал он еле слышно.

— Смотрите-ка, — изумился доктор и заулыбался совсем по-детски, — говорит!

— Мозг? — вопросительно прошептал Заплющенко снова, и уставился на доктора глазами, полными надежды.

— Вы, голубчик, как себя чувствуете? — проигнорировал доктор животрепещущий вопрос.

— Не знаю…

— Не тошнит?

— Нет вроде, — ответил он, пытаясь сообразить, тошнит его или нет.

— Имя своё помните?

Заплющенко задумался. Сначала вопрос поставил его в тупик, и он с минуту непонимающе таращился в белый потолок, перебирая в уме слова, которые почему-то возникли ассоциативно: карбюратор… ласты-скороходы… продмаг… околоягодное… но все эти слова ничего общего с именем не имели, и он попытался мыслить в другом направлении. «Имя дадено человеку свыше, — подумал он, — а значит, моё имя должно быть чем-то… чем-то таким…» Но чем таким должно быть его имя, он не вспомнил, а печально вдруг осознал, что зовут его…

— Вова, — ответил Заплющенко.

— Отличненько! — обрадовался доктор, и что-то пометил в блокноте, который держал в руках, — А когда родились, помните? — лукаво посмотрев на пациента спросил он.

— В декабре, — задумчиво ответил Володя.

— В каком году? — не отставал добродушный врач.

— В шестьдесят седьмом, — неуверенно ответил Заплющенко.

— Так, так… — доктор снова записал что-то в блокнот.

— Ну а кто вы, друг мой, по роду деятельности? — расплылся в седобородой улыбке врач.

— Я военный, — ответил Володя, — меня же как раз во время штурма ранило.

— Штурма? — уточнил доктор.

— Ну, да, — уверенно подтвердил Заплющенко, удивляясь неосведомленности врачей о причинах травмы своего пациента.

— И что же вы штурмовали?

— Это… — задумался Заплющенко, нахмурив лоб, — школа была, вроде?

— Школу, стало быть, штурмовали, — участливо закивал доктор, — а номер школы помните?

— Не знаю я номер, — удивился Володя, попытавшись привстать с подушки, но не смог, тут же почувствовав слабость во всём организме.

— А чем же вам школа помешала?

Айболитоподобный явно издевался, отчего Заплющенко наполнился странным чувством. При других обстоятельствах он хорошенько бы съездил по розовой физиономии, но, с другой стороны, издёвка эта была столь ласковой. Так обычно взрослые разговаривают с детьми, когда те повествуют о своих грандиозных мечтах стать генералом или космонавтом, а то и космическим пиратом, и покорить половину галактики. А оттого Володю наполнила прямо-таки детская обида, и он пояснил.

— Школа, конечно, никому не мешала, и мешать не могла, но её захватили террористы. А заложниками были дети, несколько классов!

Доктор как будто посерьёзнел.

— Понимаю.

— А вы что же, не слышали об этом ничего? — удивился раненый боец.

— Ничегошеньки! — ответил врач и улыбнулся.

Тут Заплющенко вспомнил о своём тяжелейшем ранении, голова тут же загудела и он, задрожав зрачками, тревожно спросил.

— Доктор, ну так как же мой мозг?

— А что ваш мозг?

— Как что? Меня же ранили в голову, — Заплющенко закатил глаза, как бы указывая на своё темечко, — снайпер, должно быть?

— Ах, это, — будто вспомнив что-то незначительное кивнул врач, — мозг ваш цел, — успокоил он, — вопрос в другом…

Тут отхлынувшая было тревога вновь окатила холодной волной сердце спецназовца.

— Что? Что со мной? — прохрипел он, — Только правду, умоляю правду!

— Тогда и я, в свою очередь, хотел бы от вас, молодой человек, услышать правду! — ироническая усмешка ножом резанула Заплющенко, — Потому что то, что вы мне сейчас рассказали, правдой быть никак не может!