Галина Тер-Микаэлян - На руинах

— А попить у вас на кухне можно? — неожиданно спросила девушка. — А то во рту пересохло, больше не могу. Я кружку там у вас возьму, потом вымою, ладно?

Сергей ответил почти автоматически:

— Да, пожалуйста. Кружки в стенном шкафчике с правой стороны, поищите.

Девушка достаточно долго провозилась на кухне, кружку, по всей видимости, не нашла, потому что вернулась со старым граненым стаканом, наполненным водой. Осторожно, чтобы не расплескать, села на свое место и пила маленькими глотками, а Сергей продолжал читать.

«… Дело об убийстве сорока семи жителей совхоза „Знамя Октября“ закрыто, поскольку обвиняемые Николай Тихомиров и Василий Щербинин мертвы. По моей личной просьбе единственная оставшаяся в живых свидетельница преступления Зоя Парамонова — девушка, которая передаст Вам мое письмо, — не стала называть следователю имени Вашего племянника, как третьего участника бандитского нападения на жителей села. Думаю, то, что он до конца жизни останется прикованным к инвалидному креслу, будет для него вполне достойным наказанием. В настоящее время его мучают сильные боли, которые, как уверяют врачи, со временем исчезнут. Я организовал уход за Евгением, он ни в чем не нуждается, но если Вы или кто-то другой из семьи захотите взять эту заботу на себя, возражать не стану. Все, что я написал здесь, может подтвердить Зоя Парамонова. Евгений тяжело ранил ее, она долго болела и еще не полностью оправилась — как физически, так и психически. Это умная, добрая и смелая девочка, ей можно верить, хотя жизнь не всегда была с ней ласкова.

Леонид Самсонов».

— Прочитали? — Зойка допила воду, потянулась и, слегка поморщившись, поставила стакан на письменный стол. — Ничего, да, что я поставлю? Потом помою. Просто мне велели Вам подтвердить, что это правда, если вы не поверите.

— Хорошо, Зоя, — мягко ответил Сергей, — расскажите мне обо всем сами — все, что знаете.

Зойка кивнула и начала рассказывать. Когда дошла до того места, как потеряла сознание на мосту, у нее опять пересохло в горле, она сбегала за водой на кухню и затем продолжила:

— Потом нас, меня и вашего племянника, отвезли в Тбилиси — в больницу. Мне переливание сделали и пулю вытащили. Рукой долго было больно двигать, и еще заразу мне какую-то занесли, целый месяц температура поднималась. Но кормили нормально и ухаживали — им Самсонов за нас хорошо заплатил, нас с Женей каждого в отдельную палату положили. Доктор и сестры по-грузински говорили, я ничего там не понимала. Потом Союз развалился, а в Тбилиси Китовани и Иоселиани против ихнего президента Гамсахурдиа восстание начали — на улицах кричали, стреляли, в больнице даже стекла в палатах повылетали, а зима ведь, холодно! Нас с Женей сразу из больницы забрали и на машине привезли обратно в то село, где… Короче, где все это было. В селе мы с ним в одном доме лежали, и за нами две женщины ухаживали — русские, хоть поговорить с ними нормально можно было. К Жене в комнату я не заходила, мне не хотелось — о чем мне с ним говорить? Но Самсонов один раз приехал и меня туда позвал — я захожу, смотрю, туда специальную медицинскую кровать привезли и поставили, Женька на ней лежит. Самсонов меня на стул усадил, спрашивает: «Как ты себя чувствуешь, Зоя? Хватит у тебя сейчас сил поговорить?» Я говорю: «Хватит, конечно, я уже вообще по всему дому хожу».

А Женька вдруг на своей кровати глазами начал вращать, как заорет: «Зачем вы ее позвали, чтобы меня лишний раз унизить? Да, я в нее стрелял и хотел ее прикончить, потому что она выпустила девчонку. Я перестрелял всех местных, а кто еще шевелился, тех добивал в голову. Я лично застрелили Рустэма Гаджиева. Пусть меня расстреляют! Это я изнасиловал и убил вашу дочь, так убейте меня, если вы мужчина!».

— Какую дочь? — растерянно спросил Сергей.

Зойка, всегда полагала, что, если нет необходимости, то лишнего лучше не говорить, поэтому она лишь пожала плечами.

— Ну, этого я не знаю, я только рассказываю вам, что он орал, а Самсонов молчал — ждал, пока Женька наорется. Такой спокойный — я даже удивилась, как можно так себя выдерживать. Потом говорит: «Все сказал? Теперь слушай меня, хочу, чтобы ты знал. Я говорил со следователем — если Зоя согласится подтвердить, что бандитов было только двое, он может закрыть дело об убийстве сорока семи человек, поскольку оба твоих сообщника мертвы» Я говорю: «Конечно, я подтвержу, мне-то что?» Женька тогда совсем с колес сошел, кричит: «Не позволю, не имеете права! Меня должны расстрелять!» А Самсонов только засмеялся: «Кому ты нужен, тебя расстреливать! Следователь сам не хочет хлопот на свою голову — кому интересно с тобой возиться в нынешнем твоем состоянии. Завтра приедет врач — он тебя осмотрит, выпишет обезболивающее».

На другой день вправду приехал доктор — Женьке что-то прописал, и мне тоже какие-то витамины дал. Мне потом сразу лучше стало, я даже на улицу выходить начала, только мне сначала страшно было — как вспомню… Я, как в первый раз вышла и к тому клубу сходила, так у меня кошмары начались. Не верите?

Сергей закрыл глаза.

«Так это правда! — думал он. — Петя, брат мой, что же мне теперь делать? Наш Женька, сын твой и Златушки. Что я скажу Эрику и Маше, как такое могло произойти?».

— Почему же, я верю вам, Зоя, как вы сейчас себя чувствуете?

— Нормально, только отдается, когда рукой двигаю, и пить все время хочется, — ей вдруг стало до боли жалко сидевшего перед ней пожилого человека, захотелось его утешить, и она выпалила первое, что пришло в голову: — Да вы не мучьте себя так, это уже все прошло, плюньте.

— Плюнуть трудно, это мой родной племянник.

— Ну и что ж, что племянник? У меня, вон, родной отец был сволочь, и мать сволочь. Он ее бросил, так она всю жизнь злость на мне вымещала. Муж ее тоже меня ненавидит, оба так мне и говорили: «Чтоб ты сдохла!».

А мне плевать на них, я себе живу и живу.

Сергей криво усмехнулся.

— Смотрю, вам тоже невесело пришлось, Зоя, но вы правы — надо жить. Расскажите мне лучше, кто такой Самсонов, и чем он занимается.

— Ну, чем — предприниматель. Такой богач, что целый город может купить.

— Так-таки и целый город?

— Не верите? Короче, в этом селе — ну… где все это было, — раньше там совхоз считался, и местные воду для Самсонова собирали. Теперь никого не осталось, потому что всех убили, и Самсонов договорился, чтобы ему тамошнюю землю в аренду дали. Представляете, сколько нужно было всем «на лапу» дать, чтобы так быстро бумаги на аренду оформили?

— Гм. Если честно, то не знаю, мне еще не приходилось никому «на лапу» давать.

— Ну, может, вам повезло, у вас блат был. У нас ведь или по блату или «на лапу» надо сунуть, у меня знакомый кооператор был — за одной подписью целый год ходил.