Владимир Головин - Бронзовый топор

— Из одной такой шкуры можно сделать жилище для всего нашего рода, — восхищенно сказал Мизинец.

— В нем было бы тепло, и никакой ветер не смог бы выстудить его.

— Мы научимся убивать их, — прошептал Мизинец, — и тогда наступит теплая и сытая жизнь. — Глаза его сузились, а крылья носа затрепетали от вожделения.

Длиннозубый зверь — самец — поднял вдруг голову, посмотрел на людей маленькими, глубоко спрятанными глазами и, задрав к небу старые, все в трещинах, темные клыки, печально затрубил. Звук его голоса убежал к краям долины и вернулся назад еще более печальный и тоскливый.

— Он разговаривает с нами, — сказал Птенец Куропатки, медленно отступая назад. — Ему, наверное, тоже голодно. Сколько надо съесть за день веток, чтобы не болело брюхо!

— Придет время, и мы убьем его, — думая о своем, упрямо сказал Мизинец. — Зачем бегать по лесу за маленьким оленем, если сразу можно добыть целую гору мяса?

— Ты говоришь правильные слова. Люди скажут тебе спасибо. Радость и лень приходят к людям, когда желудки их полны. Тебя назовут Великим охотником. А сейчас пойдем быстрее. Вдруг Длиннозубый зверь поймет твои слова, и тогда он рассердится.

День заканчивался. Солнце сделало тучи у края земли багровыми, и небо горело, словно от большого костра.

— Сегодня придет ветер. Большой ветер и большой снег, — сказал Птенец Куропатки.

— Зачем ты так говоришь? — сердито крикнул Мизинец и зашагал к краю долины. Он сам видел тучи и думал про то, что скоро налетит пурга и им придется долго отсиживаться в снежной норе, а мяса нет ни кусочка.

Ночью действительно пришла пурга. Снег так быстро бежал по сугробу, в котором Мизинец и Птенец Куропатки выкопали себе нору, что порой им казалось — холодное море шумит и плещется совсем рядом. Тесно прижавшись друг к другу, они старались заснуть. Юноши знали один закон: когда метет пурга, все живое прячется и засыпает, когда нечего есть — надо меньше двигаться, а значит, лучше всего спать. Пургу не прогонишь и не пригрозишь ей копьем. Это злые духи и души умерших злых людей пришли на землю, чтобы повеселиться. Надо лежать тихо, чтобы они не узнали, где ты, и не договорились украсть твою душу.

Однажды, проснувшись и послушав, как воет пурга, Птенец Куропатки растолкал Мизинца.

— Натяни на голову рубаху, иначе душа твоя может улететь. Ты слышишь, как поют злые духи?

Мизинец не ответил, но последовал совету товарища. Люди Края Лесов считали, что душа человека живет в голове. И потому лучше всего было не рисковать.

Вновь засыпая, Мизинец пробормотал:

— Придет время, и я все равно убью Длиннозубого зверя. Будет много мяса и теплое просторное жилище…

Друг не ответил. Сон увел его за собой и, наверное, кормил его оленями, сделанными из тумана, и красными лососями, сделанными из зари. Сон всегда дает человеку то, о чем он сильно думает, и даже может обмануть пустой желудок.

Пять раз сменялись длинная ночь и короткий день. Не переставая выла пурга, скребла сугроб холодными когтистыми лапами. Крупные капли падали сверху на головы юношей, а стены норы покрылись тонкой корочкой льда. Одежда сделалась тяжелой и влажной и совсем не грела. Пришло время смерти.

Мизинец и Птенец Куропатки знали об этом, но были спокойными, потому что ничто не совершается на земле без воли духов. Великий Ворон — заступник и хранитель рода — покинул их, и некому было отвести беду.

Когда пришла шестая ночь, они заснули, чтобы уже больше никогда не проснуться. И прощаться они не стали, потому что знали: как только души их покинут тело, они снова увидят друг друга, но уже не здесь, а на Узкой Косе — между двумя морями. Их копья и ножи будут с ними. В их жилищах всегда будет много мяса, а животы сделаются большими от частой еды. И им будет столько же лет, сколько сейчас. Они навсегда останутся молодыми и сильными. Так бывает всегда. На Косе живут люди того возраста, в котором они умерли.

Время перестало для них существовать. И когда Мизинец открыл глаза, то первая мысль его была о том, что он уже умер и находится на Узкой Косе. Он осмотрелся. Сквозь снежную толщу сочился серый тусклый свет, блестели покрытые коркой льда стены норы, и воздух был густой и тяжелый; рядом, собрав тело в комок, лежал Птенец Куропатки, и плечи его вздрагивали от озноба.

Мизинец медленно ощупал свое лицо, плечи, грудь. Тихо кружилась голова, но есть совсем не хотелось.

Все еще не веря тому, что он живой, юноша подполз к снежным глыбам, закрывающим вход, и острием копья стал пробивать в них дыру. Тонкий синий лучик ударил ему в глаза — это заглянуло в нору небо. Мизинец заспешил, но, прежде чем выход был расчищен, ему пришлось несколько раз отдыхать: копье казалось очень тяжелым, а обессиленные руки не хотели слушаться.

Чувство слабости в теле окончательно убедило его, что он не умер. Сделалось даже обидно. Духи отчего-то не хотели брать его душу в страну мертвых.

Когда Мизинец выбрался из-под снега, он увидел ту же землю, что и перед пургой, те же сопки и лиственницы на склонах и долину. Только сугробы поменяли свои места и легли там, где этого захотели Духи Пурги.

Великая тишина стояла вокруг. Земля устала от ветра и его хриплых песен и теперь отдыхала, укрывшись снежным одеялом, колючим и жестким, как невыделанная оленья шкура.

От свежего воздуха потемнело в глазах, и Мизинец, ткнувшись лицом в снег, долго лежал неподвижно.

Очнулся он от шороха. Схватив копье, вскочил на ноги, готовый к защите. После пурги в лесу голодны все: и звери, и люди. Поэтому именно в эту пору бывают самые жестокие схватки. Голод отнимает разум и прибавляет отваги.

Тревога была напрасной. За спиной стоял Птенец Куропатки и тоже оглядывался по сторонам удивленными глазами.

— Мы не умерли… — сказал Мизинец.

— Я хочу есть…

Мизинец промолчал. Напоминание о еде заставило его сглотнуть липкую слюну.

— Нам не дойти до Великой Реки, — продолжал Птенец Куропатки тоскливо. — Очень скоро наступит время, когда мы станем выслеживать друг друга.

Мизинец сердито обернулся.

— Твой язык говорит дурные слова. Разве твой разум уже помутился, что ты думаешь об этом? Если Дух Голода велит мне убить тебя, я уйду в сторону и разобью свою голову о камни.

— Старики говорили, что бывало, когда охотники ели друг друга. Голод всемогущ. Он отнимал разум у самых сильных, — виновато сказал Птенец Куропатки.

Мизинец со злостью сплюнул набежавшую голодную слюну и снова стал смотреть вдаль.

— Гляди, — сказал он через некоторое время. — Если мои глаза не обманывает Туман Голода, там, — он показал пальцем на долину, — по-прежнему пасется Длиннозубый зверь. Но теперь он один.

Среди белых снегов действительно видна была черная точка. Иногда она шевелилась, передвигалась.