Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля

Я не люблю поручать кому-нибудь свое дело и убежден, что человек должен делать свою работу только собственными руками. Я не имел разрешения на рискованные опыты. Этим и воспользовался Мерлинг. В действительности рискованных опытов я сделал только два. На себе самом в Бирме и на тебе, Сэм, здесь. И оба они увенчались успехом. Я сделал их для большой науки и для пользы человечества. Мои работы, когда их оценят, послужат славе нашей родины, джентльмены..

— Вы сделали открытие, ваша светлость? — не мог не спросить Вандок.

— Да, я открыл, что вирусы-это паразитарные белки. Молекулы их ведут себя как болезнетворные начала, а главное…

— Ваша светлость! — воскликнул Вандок. — Мой отец работал в ботаническом саду на Яве. Я от него слыхивал что-то про эту заразу.

— Прекрасно. Значит, вы не будете зевать во время моего рассказа. Вирусы, или, как их еще называют, фильтрующиеся вирусы, ультравирусы, — это одно и то же оказались доступными обработке. Бактериологи умеют выращивать микробов с нужными для опытов качествами, как ботаники выращивают сорта растений. Так и я, изучив строение молекулы паразитарных белков, начал их химически перестраивать.

При искусственной перестройке вирусы в одних случаях постепенно утрачивали свою вредоносность, а в Других приобретали новые биологические свойства. Одно такое свойство я проверил на себе. Вирус изменил черты моего лица. Вандок, явившись ко мне как к доктору Рольсу, не узнал, что перед ним человек, которого он преследовал как Мильройса. И вы, Сэм, не узнали своего «змеиного профессора» в Добби. Этот же вирус изменил и самого Вандока. Отсюда и ряд приключений, которые выпали не только на долю Сэма. Некоторые обработанные мною вирусы oказались способными перестраивать всю структуру белков организма. Морщинистая мозаика картофеля, курчавость хлопчатника, превращения листьев в колючки, изменение внешних признаков сахарного тростника — все это знакомо тебе Сэм?

И мой благодетель рассказал, как он удалился в изгнание, в свою старую лабораторию Бирме, где жила и работала его славная ученица Лиз, дочь Мигли. Эта лаборатория должна была давать и деньги, чтобы продолжать опыты, прерванные в Олдмаунте. В Америке, на пути в Бирму, остановившись в отеле, Паклингтон сделал оплошность: он записался у портье первым пришедшим ему на память именем. Это было имя его отдаленного предка по материнской линии, имя Вильяма Мильройса, жившего во времена великой революции и 17 февраля 1646 года голосовавшего за объявление республики. Мерлинг догадался, кто скрывается под этим именем, лишь только прочитал информацию начальника сыскного бюро со списком прибывших в Новый Свет за период с 6 мая по 6 июня 193… года. Тождество Мильройса с бывшим Паклингтоном было установлено. Бюро сыска получило выгодное предложение, и с этого момента началась работа Вандока. Препараты со змеиной станции оказались лучшими на мировом рынке, а секрет производства был известен только лорду и Лиз. Лорд нажил на змеиных ядах вдвое больше, чем вся стоимость Олдмаунта. Заметив слежку Вандока, Паклингтон сначала подумал, что этот агент подослан конкурирующими фирмами с целью раскрыть секрет производства. Этого он позволить не мог…

— Я и тебя, Сэм, подверг некоторой проверке, но ты оказался просто добродушным и любознательным юношей, и я привязался к тебе. Ведь я знал, что ты не просто Сзм, но Пингль… Поэтому я и хотел приучить тебя к работе на змеиной станции.

— Будет мне памятна эта станция, — заметил Вандок. — Но, между прочим, и я подумываю, не открыть ли мне такую фермочку. Честное слово, пожалуй, выгоднее разводить джирр и прочих ползунов, чем свиней или ослов. Только это надо начинать с большой ученостью в голове, а этого-то мне и не хватает. Простите, ваша светлость, но мне бы хотелось дослушать об этих проклятых вирусах до конца. Они меня так изменили, что даже Сэм не узнал меня. Если я заявлюсь в бюро, директор тоже примет меня за самозванца.

— Оказалось возможным, Вандок, еще так изменять молекулы вирусов, — сказал Паклингтон, — что они делают организм невосприимчивым к самым страшным болезнетворным микробам. После прививок в Набухатре и здесь ты, Сэм, обладаешь абсолютной невосприимчивостью к заразным болезням. Тебя могут кусать бешеные собаки, чумные крысы, малярийные комары, но ни один вирус, ни один микроб никогда больше не приживется в твоем теле, Сэм…

— Но я навсегда останусь измененным, — прошептал я.

— Нет, Сэм. Ты получил вирус в ослабленной форме. Он обладает только временным действием. Ты просто чересчур напуган. По-моему, от происшедших с тобой изменений уже и следа не осталось. Возьми из шкафа зеркало и посмотрись..

Зеркало показало, что ничего ужасного со мной не произошло. На меня смотрело худощавое, загорелое, энергичное лицо молодого человека.

— Да это же я! — вырвалось у меня радостное восклицание. — Вы вылечили меня! Как благодарить вас!

— Дайте-ка мне зеркало, — попросил Вандок. Он посмотрел и только махнул рукой. — Родная мать не узнала бы! Разве только по шраму на затылке: я как-то раз подрался с мальчишками на улице, и мне чуть не проломили голову.

— Хотите, я буду лечить вас? — предложил Паклингтон Вандоку, но тот осторожно положил зеркало на стол и отрицательно помотал головой.

— Благодарю вас. Не стоит беспокоиться. На свете у меня нет ни родных, ни близких. Проживу как-нибудь и в таком виде. Чем он хуже других?

Паклингтон добавил несколько любопытных соображений относительно вирусов. Может быть, это остатки микробов, в процессе эволюции за десятни миллионов лет приспособившихся к такому своеобразному паразитизму и за это время утративших некоторые общие черты, присущие микроорганизмам. Во всяком случае, изученные Паклингтоном вирусы становились «ручными» и начинали повиноваться человеческой воле и знанию.

Рассказывая нам о себе и о вирусах, лорд воодушевился. Снова сидел передо мною прежний милый «змеиный профессор», и это был тот человек, который помог мне учиться и в Дижане, и в Бирме, и здесь. Я с наслаждением слушал его, мне казалось, что каждое его слово делает меня богаче.

Паклингтон рассказал, что если и тканей еобсжн выделить белок и искусственно придать ему епособяасть паоазитирования, а затем ввести в организм живой конпот то можно вызвать перестройку структуры ее белков; это сообщит кошке свойства собаки.

— Да ты, Сэм, видал у меня в виварии, что собаки начали вести себя, как кошки, и наоборот.

Вандок хлопнул себя по лбу ладонью.

— Да уж это не ваши ли звери нагрянули третьего дня в Эшуорф? Странные собаковидные коты и мяукающие пудели. Вот была потеха!

— К сожалению, — подтвердил Паклингтон. — Это Сэм прозевал, и они вырвались у него из клеток.