Дарья Аредова - Не наша сказка (СИ)

Некоторое время мы ехали молча, и я уже обрадовалась, надеясь, что новый знакомый мне поможет – раз уж он выудил меня из реки. Но он вдруг остановился. Затем ловко спрыгнул на землю и отвел животное в сторону от дороги, ухватив повод у самой морды, так, чтобы конь даже не дернулся.

— Мне слезать? – на всякий случай, уточнила я. Тадеуш не обернулся.

— Как хочешь. Только не шуми.

Я кивнула и огляделась, но на дороге никого не было. Здесь скалы хаотично рассыпались по склону, будто гигантский ребенок раскидал свои игрушки. За одну из скал мой новый знакомый и завел коня, шепотом велев мне пригнуться и молчать. Я послушно улеглась на бархатную шею. Конь даже не фыркнул, стоял как вкопанный, из чего я сделала вывод, что прятаться ему далеко не впервой. Точно, Тадеуш, вроде, охотник…

Пару минут спустя и мои непривычные уши уловили голоса, звон упряжи и цокот копыт. Справа скрипнуло. Я машинально обернулась – Тадеуш ухитрился незаметно подобраться к нам с конем вплотную, и теперь натянул тетиву, припав на колено. Боится?.. Я пыталась прочесть по лицу, но лицо ничего не выражало кроме сосредоточенности. Всадники приближались.

Удивил меня тот факт, что говорили они, как и Тадеуш, по-русски, правда, с легким акцентом. Знаки отличия на одежде и форма вооружения ничего мне не сообщали. Все трое были одеты в этакий облегченный вариант брони – кольчуги, наручи-поножи, легкие шлемы. У двоих были замечены цепные булавы, старший носил прямой короткий меч. На груди у него красовалась грубо намалеванная эмблема: круглая не то луна, не то монета, которую обвивал разинувший пасть черный змей. Завершали композицию лавры по кругу, нечто вроде рамки. Меченосец ехал впереди, и отличался от своих попутчиков спокойствием, достоинством и длинными седыми усами, торчащими из-под шлема. Остальные орали так, что уши закладывало.

— …А я хахелю-то ейному – шар-рах по кумполу, знай только, мозги брызнули! А она сама мне сказала, мол, раскинь мозгами-то. Ну, я и раскинул, мне че, жалко…

От гогота второго бравого парня я едва из седла не опрокинулась. Тадеуш и конь ухом не повели.

— Ну, а потом? – с жадным интересом подбодрил второй. Рассказчик махнул рукой.

— Ну, а чего потом… потом – сам знаешь, что потом!..

— Хоть не визжала?

— Визжала так, что полдеревни на ее визги сбежалось!..

Старший – судя по всему, командир, в обсуждении не участвовал. Была бы я на его месте – прибила бы голосистых ублюдков сполдороги. Спорю на все тридцать два зуба, не первый час эту мерзость выслушивает.

— А ты б ее стукнул, чего терпеть-то.

— Ишь, умный какой, пристукнул! Этак что труп трахать, а какой мне в трупах интерес. Никакого интересу.

— Зато тихо и мирно…

— Да ну! Скажешь тоже. Надо чтобыть, это… огонь был. Задор!

— Да какой же ж задор девкин ор слухать? Стукнуть лучше…

— Все б тебе стукнуть, окаянный…

— Потому как спокойней оно…

— Да ну, скушно…

Мимо промахнул лошадиный хвост, а я подумала, что не зря Тадеуша побоялась. Может, очередной любитель «стукнуть», кто его знает.

Вышеозначенный Тадеуш, тем временем, с явным облегчением опустил оружие. Я и сама расслабилась, а охотник обернулся и улыбнулся мне. Мол, пронесло.

А вот, не тут-то было.

Ни я, ни конь, ни его хозяин ничем себя не выдали, а подвело нашу компанию до абсурда обидное происшествие.

Внезапно залаяла собака.

Оглушительно залаяла над самым ухом, и все бы ничего, но я вздрогнула и поехала с лошадиной спины, а сам конь испуганно шарахнулся.

Я кубарем скатилась на землю, и успела только ощутить удар, а собака прыгнула и прижала меня к земле, угрожающе рыча в самый нос и капая слюной, в сравнении с которой Тадеуш и рыцари неожиданно представились образцами чистоплотности. Здоровущий, лохматый, зубастый волкодав – он не нападал, но и не отпускал. Краем уха я услышала мат охотника, истошное ржание, а затем – со всех сторон окружили копыта, плотный лошадиный запах и звон упряжи.

— Назад! – велел волкодаву усатый, и пес медленно, словно нехотя, слез с моей груди на землю. Я закашлялась. Ей-богу, этот зубастый чуть ребра мне не сломал.

— А эти еще откуда взялись? – изумленно проговорил любитель экстремального интима, склонившись из седла и бесцеремонно разглядывая меня в упор. Рябое глуповатое лицо медленно расплылось в улыбке. – Какие прелести, а! Глянь-ка, а, Вр а цет!

Мне сделалось нехорошо. Так, планы поменялись. Лучше ко второму – он хоть сразу стукнет…

— Назад, Р и шцен. – Старший тронул коня, подъезжая ближе, и рябой послушно посторонился. – Кто вы такие?

Я огляделась в поисках Тадеуша и увидела, как он пытается подняться. Из-под темно-русых волос ручейками сбегала кровь, а руки его не слушались. Не иначе, угодил под копыта. Высокий полноватый Врацет слегка пнул его носком сапога, отчего охотник повалился обратно в грязь. Я, не выдержав, метнулась к нему и помогла приподняться. Тадеуш ухватился за разбитую голову, его шатало даже в сидячем положении, и пришлось обхватить его за плечи. Он был тяжелый. Еще бы – крепкий мужчина в доспехе, а кожанка еще и скользит. Никто не мешал, но я чувствовала на себе взгляды. Всадники молча смотрели, как мы возимся в грязи, будто наблюдали игру воробьев в луже. Я, разозлившись, усадила Тадеуша поудобнее, оперативно подставив плечо, когда он снова начал заваливаться набок.

— Ты чего?.. – удивился охотник.

— Кто такие? – повторил усатый. Говорил он по-прежнему медленно и спокойно, но внутри почему-то все заледенело от его спокойствия. Так говорят люди, наделенные властью, и свою власть осознающие.

— Постой-ка. – Ришцен пригляделся внимательнее. – Знаю я его. Его искали за браконьерство.

Усатый кивнул на коня Тадеуша, который зло косился на обидчиков и при попытке приблизиться зарычал и отбежал в сторону, где его и поймали, когда он уперся боком в скалу. Врацет, примерившись, двинул цепом по седельной сумке, из которой вывалилась тушка зайца. Пес облизнулся, но сидел смирно.

— За браконьерство виселица полагается, – озвучил явно всем кроме меня известную истину усатый.

— Господин О лькмер, а ежели щас их, ну, эта? – воодушевленно предложил Ришцен. Меня аж замутило при виде блеска, промелькнувшего в прозрачных голубых глазах. Они у него были маленькие и тусклые, в бледных ресницах – а тут прям загорелись.

— Я те щас дам «эта», – осадил Олькмер, и я почувствовала некоторое облегчение. – Парня надо суду предать.

— А девчонку? – Ришцен сглотнул слюну.

— А девчонку я впервые вижу. – И Олькмер обернулся ко мне. – Ты что, немая?

— Нет. – А, что мне терять. – Просто ваш пес мне на горло наступил.

— Скажи спасибо, не всей тушей, – оборвал Олькмер, которого явно не интересовали мои переживания. – Кто такая?