Дарья Аредова - Не наша сказка (СИ)

— Ты сиди, не ерзай. Голова сильно кружится?

— Ты чего? – вместо ответа пробормотал охотник. – Ты зачем?..

— Чего зачем? – удивилась я, даже перестав машинально поправлять на нем куртку. Охотник тряхнул головой и застонал, тихо выматерился сквозь стиснутые зубы.

— Заботишься…

На этот раз удивилась я. Правда, быстро взяла себя в руки и спокойно ответила:

— Потому что тебе плохо. Вот и забочусь. Это естественно.

— Вовсе нет, – возразил товарищ по несчастью. – А ты зачем за мной пошла? Тебе же предлагали в покоях остаться. Сидела бы щас в тепле.

Как ребенок, честное слово. Я откинулась на холодную стенку, рефлекторно передернув плечами.

— Нет, ты безнадежен…

— Почему?

— По факту.

Мне было больно и холодно, и разговаривать не хотелось. Некоторое время мы молчали, затем охотник завозился.

— Эй, княжна. Ты там живая?

— Живая пока.

— А кто ты такая, в самом деле?

— Не помню.

— Память, что ли, отшибло?

— Да ты просто гений.

— А ты, – через некоторое время заговорила я, сообразив, что отвечала слишком резко и невежливо, – почему меня княжной представил?

— Чтобы не трогали, – логично отозвался Тадеуш. – А так – вишь, побоялись.

— А если узнают, что я не благородная?

— А откуда им узнать?

— Логично…

Звуки в камеру не проникали. Я потеряла счет времени.

— Слышь, княжна…

— Перестань. – Я не знала, чем меня так злит «княжна». Благородством?.. – Пошутили – и хватит.

— Ладно. Ну, как, бишь, тебя там…

— Аретейни…

— Аре – чего?..

— А-ре-тей-ни, – по складам повторила я, стараясь подчинить онемевший язык. – Тея. Запомнил?

— Тея… – Он словно пробовал имя на вкус. Наконец, уведомил: – Запомнил.

— Ты извини.

— За что?

— Я тебе хамлю постоянно. Это я злая просто.

— Ясен черт. Слышь, ты, это… сильно замерзла?

— Сильно, – призналась я.

— Двигайся сюда, так теплее будет.

— Да ладно, я нормально.

— Да не бойся ты. Не трону, больно надо. А спать-то как, холодно.

Я все-таки придвинулась. Повторюсь: надо же кому-то доверять.

Я не ошиблась, охотник либо действительно оказался порядочным, либо ему было не до насилия, но он сдержал слово. Мы так и уснули в обнимку, правда, я все же не выдержала и повернулась спиной. Душно.

Разбудил нас все тот же стражник, шагнувший в камеру с факелом. Я, правда, так вымоталась, что повернуться не было сил. Пришлось стражнику пнуть меня в бок.

— Слышь, княжна, подъем. Господин зовут.

Я заставила себя приподняться, но тут же упала обратно – тело напрочь отказалось слушаться. Боль ослепляла – и откуда только взялась, непонятно. Охотник не просыпался. Он казался бледным даже в рыжем свете факела.

— Да-а, дело плохо, – посочувствовал мне стражник. И вдруг – вздернул на ноги, подхватив под руку. – Шагай, давай. Медлить не велено.

— Я упаду, – с долей ужаса сообщила я, отчаянно цепляясь за стену. Отчего-то падение казалось жутким позором.

— Я те упаду, – пригрозил солдат. – Пшла.

Как лошади, угу. Пришлось кое-как перебирать ногами по полу, правда, стражник все же поддерживал меня.

На выходе нас встретил Олькмер. Я старалась определить по погоде, какое сейчас время года. Холодно, ветер, моросящий дождь и тусклое солнце. Середина сентября?.. Возможно…

Я удивилась, что Дольгар «зовут» в столь неурочное время – ранним утром. Обычно «господа» предпочитают дрыхнуть до полудня. Однако вскоре все встало на свои места: меня отвели не в донжон – а в баню, и долго отмывали с золой и дранкой. Волосы полоскали травяным настоем, и вообще, всячески издевались – шпарили, драили, вертели как куклу, как будто я им чайник, а я блаженствовала. Вы только представьте: согреться. Просто – наконец, согреться, избавиться от ледяного железа в костях… Кажется, у меня маловато целых, неломаных костей. В жаре и горячей воде разморило, и тело будто налилось свинцом, но я все же разглядывала себя, пока мыли. Первое время порывалась мыться сама – принимать уход как за грудным младенцем мне, взрослому здоровому человеку, было унизительно до ужаса, но я довольно быстро сообразила, что резкое перемещение из тепла в жар вышибло последние остатки сил. Кажется, я даже уснула на некоторое время. Не трогали – дали отдохнуть. А когда я открыла глаза – окатили вдруг леденющей водой из ушата. Полная женщина с жилистыми руками приподняла меня над ванной – легко, словно маленького ребенка. Я заподозрила, что у нее таковых хватает.

— Вылезайте, госпожа, – неожиданно мягко проговорила она. Я мотнула головой и встала – силы вернулись как по волшебству. Женщина накинула льняную простыню мне на плечи, и я принялась вытираться. Обращение покоробило.

— Тетенька, я не госпожа. И не «вы».

— Полноте. – Сильные мягкие руки принялись вытирать мои волосы.

— Серьезно. Я вам в дочери гожусь. Не надо меня так называть. Ну, очень прошу!

— Да вы не серчайте. – Меня вывели в предбанник, усадили на теплую деревянную скамью, и простыня исчезла. Я машинально оглядела себя и обнаружила несколько крупных старых рубцов. Мышцы развиты. Грудь полная, и не по-девичьи низковатая. Значит, у меня есть дети. Может, и муж есть?.. Откуда колечко?

Оно никуда не делось с пальца, только заблестело после мытья.

— Тетя… а вас как зовут?

— Растм и лла. Вы не беспокойтесь, госпожа.

Смирившись с «госпожой», я принялась третировать свою память. Дети… у меня есть дети. А я их ни капельки не помню! А вдруг они там… пока я тут… или…

Я зажмурилась, изо всех сил отгоняя страшные мысли. Растмилла истолковала по-своему.

— Простите, госпожа.

— Все в порядке. Благодарю за заботу…

— Не за что.

Я запоздало поняла, что сморозила глупость. В обществе классового разделения люди мыслят совершенно иначе. Ей наплевать, что она прислуживает посторонней девчонке. Это только меня невыносимо коробит. А ей – плевать. Она не знает другой жизни.

— Волосы у вас такие красивые…

— Тяжелые.

— Зато красивые.

Мне вдруг захотелось свернуться калачиком на влажном дощатом полу, забиться под скамью, спрятавшись ото всех, уткнувшись носом в колени, как в детстве. Чтобы меня не трогали… Выплакаться, уснуть и проснуться дома. Возле человека с ярко-зелеными глазами. Я не знала, кто он, но он был мне родным и любимым. Жив ли еще?..

Волосы легли в сложную прическу-колосок, короной вокруг головы. Вошла тоненькая темноволосая девчонка с глазами как у лани и осторожно положила рядом темно-камышовое шелковое платье. Затем, удалившись, вернулась с тонкой рубахой, панталонами, чулками и отороченной соболиным мехом шерстяной накидкой. Затем возникли короткие сапожки. Откуда все взялось?..

Растмилла туго затянула шнуровку на талии и под грудью, девчонка ей ассистировала, ловко шнуруя рукава. Пальцы у нее мелькали – ловкие, длинные, изящно-тонкие, но сильные – словно она играла алегретто на гитаре.