Джек Лондон - Сила сильных

Лок обернулся к Фа и шепнул:

— Пора?

Она тесно придвинулась к нему. Голос ее снова стал напряженным и властным, как он уже звучал, когда она вынудила его к повиновению на уступе:

— Я схвачу нового и перескачу через кусты. Когда убегу, прыгай и беги за мной.

Лок подумал, но ничего не увидел внутри себя.

— Лику…

Она затрясла его двумя руками:

— Фа говорит: сделай так!

Он резко повернулся, и листья вьюнка затрепетали, шумно шелестя.

— Но Лику…

— Я много вижу внутри себя.

Руки ее разжались и выпустили Лока. Он пригнулся к стволу дерева и увидел все, что случилось за прошедший день, видения эти снова завертелись в его голове. Он ощутил над ухом дыхание Фа, листья вьюнка шумно закачались, и он настороженно поглядел на прогалину, но там не было ни движения. Он видел только ноги старика, висящие над долбленым бревном, да еще сплошные черные дыры там, где расположились пещеры из веток. А костер все уплывал, охваченный бледным багрянцем, но центр его светился много ярче, и синие языки лизали сохранившиеся головешки. Туами вышел из пещеры и стоял у костра, глядя на умирающий огонь. Фа между тем показалась по грудь из вьюнка и прижалась к толстым ветвям дерева со стороны реки. Туами поднял сук и принялся сгребать им горячую золу в кучу, а оттуда вылетали искры, и поднимались дымные струи, и мерцали крохотные огненные глаза. Сморщенная женщина вылезла на прогалину и забрала у него сук, после чего некоторое время оба стояли, покачиваясь и обмениваясь короткими словами. Затем Туами скрылся в пещере, а еще через секунду Лок услышал шелест, значивший, что Туами откинулся на подстилку из сухих листьев. Лок понимал, что женщине теперь пора уходить; но она сначала принялась закидывать землей костер, пока он не превратился в черный холмик с огненной верхушкой. Женщина притащила большой кусок дерна и швырнула его поверх холмика, так что трава загорелась и затрещала, а прогалина озарилась внезапной волной красного света. Женщина стояла, покачиваясь у ног своей длинной тени, а свет вздрагивал, колебался и скоро угас вовсе. Лок слышал и ощущал, как она наощупь добралась до пещеры, опустилась на четвереньки и заползла в нее.

Сейчас он снова мог видеть в темноте. На прогалине установилось полное безмолвие, и в этой тиши он слышал, как шкура Фа трется о дряхлую кору на мертвом дереве, а это показывало, что она приближается к земле. Предчувствие неотвратимой беды охватило Лока; при мысли, что вот сейчас они обманут всех этих людей, несмотря на их разнообразные удивительные выдумки, что Фа подбирается к ним, у него сжалось горло, так что ему стало трудно дышать, и сердце застучало, потрясая все его тело с головы до ног. Он сжал гниловатый ствол и спрятался за вьюнком, закрыв глаза, бессознательно возвращаясь к тем часам, в течение которых они прятались на мертвом дереве в относительной безопасности. Запах Фа ощущался с той стороны, где недавно полыхал костер, сейчас он сопереживал с нею общее видение и увидел пещеру, возле которой гигантский медведь когда-то поднялся на дыбы. Запах Фа больше не ощущался внизу, видение исчезло, и он знал, что Фа превратилась в глаза, уши и нос, бесшумно приближаясь к пещере у кострища.

Сердце его билось уже чуть спокойнее, и он решился вновь глянуть на прогалину. Луна появилась из-за густого облака и осветила лес блеклым голубым светом. Он увидел Фа, она залегла, прижалась к земле, втиснулась в нее всем телом на расстоянии не больше чем в два ее роста от темного холмика на месте костра. Следом за первым облаком наплыло другое, и на прогалину опустилась темнота. Лок услышал, как у кустов, закрывавших путь к тропе, страж захрипел и с трудом встал на ноги. Потом стало понятно, что его рвет, и послышался долгий стон. В голове Лока все смешалось. У него мелькнула неясная мысль, что новые люди думают остаться тут навсегда; они отдохнут, и примутся разговаривать, и будут осторожны или легкомысленны, твердо верящие в свое могущество, убежденные в абсолютной безопасности. К этому присоединилось другое видение, он увидел, как Фа не решается первой ступить на бревно, колышущееся на воде рядом с уступом; светлое чувство, которое он испытывал, и страстное желание оказаться сейчас рядом с ней глубоко слились со всеми другими его чувствами. Он двинулся под прикрытием вьюнка, раздвинул листья со стороны реки и нашел сучья, которые росли из ствола. Он полез вниз прежде, чем его чувства успели перемениться и сделать его прежним послушным, робким Локом; он соскочил в высокую траву под мертвым деревом. Теперь его целиком захватило воспоминание о Лику, и он крался мимо дерева, чтобы разыскать пещеру, в которой она находилась. Фа подкрадывалась к пещере справа от кострища. Лок направился левее, опустился на четвереньки и пополз к пещере, которая находилась за долблеными бревнами и горой неразобранных мешков. Бревна валялись там, где люди их бросили, будто и они тоже глотнули медового питья, а ноги старика все высовывались из ближнего бревна. Лок скрылся за ним и осторожно понюхал свесившуюся ногу. На ней не было пальцев, или, точнее — сейчас он находился совсем рядом, — она была спрятана под шкурой, как бедра новых людей, и от нее остро пахло бычьей кожей и потом. Лок поднял голову и посмотрел за боковину бревна. Старик лежал внутри, растянувшись во всю длину, рот его был раскрыт, он храпел, пропуская воздух через тонкий длинный нос. Шкура Лока вздыбилась, он в страхе прижался к земле, словно глаза старика были открыты. Он съежился в комок среди рыхлой земли и высокой травы подле бревна и теперь, когда нос его свыкся с запахом старика, не отвлекался на этот запах и принялся разбирать другие. Бревна пахли как море. Белизна на их боковинах была тоже белизной моря, горькой и заставляющей вспоминать о прибрежных песках и пенистом неумолчном прибое. Был здесь и запах сосновой смолы, и чего-то густого и липучего — запах, который нос Лока сразу определил, но только Лок не имел слова, чтобы его назвать. А еще были запахи многих мужчин, и женщин, и детей, и, наконец, самый неопределенный, но сильный запах, который состоял из многих, которые уже нельзя было разделить, потому что все они давным-давно соединились воедино.

Лок сдержал свою дрожь, теперь шкура его уже не щетинилась, и пополз мимо бревна, пока не достиг того места, где рядом с горячим, но уже мертвым кострищем валялись овальные камни. От них по-прежнему исходил стойкий, особенный дух, такой сильный, что Лок внутри себя видел его как свет или дым над дырами, в верхних концах камней. Запах этот, как и запах новых людей, отталкивал и властно манил к себе, страшил и соблазнял, он был как сытая женщина и одновременно как ужас, исходивший от оленя и старика. Локу так живо вспомнился олень, что он снова съежился в комок; но он не мог вспомнить, ни куда ушел олень, ни откуда пришел, он помнил лишь, что олень возник, появившись из-за мертвого дерева. Тут он обернулся, поднял голову и увидел мертвое дерево, опутанное густым вьюнком, огромное, с взъерошенной кроной, будто свисающей из облаков, как поднявшийся на дыбы пещерный медведь. Лок быстро пополз к шалашу, который находился слева. Страж у ограды из терновника снова захрапел.