Владимир Уткин - Гремящий мост

Раму на отмели не осталось места. Он тихо проскулил и кончил чуть заметным ворчаньем. За более громкий протест получил бы хорошего тумака, но не место на отмели. Рам обошел женщин, спустился в ручей и сделал несколько шагов. И тут он тихо вскрикнул от радости: за изгибом ручья оказалась новая отмель, еще лучше первой, песок так и набит спинками ракушек. Воровато оглянувшись, Рам присел и торопливо выкинул на берег кучу ракушек, крупных, как блюдечки, сложенные попарно. Он дробил их камнем и глотал розовое мясо почти не разжевывая, торопясь, пока какая-нибудь из женщин не догадается заглянуть за изгиб ручья. Наконец он почувствовал, что набит едой по самое горло. Теперь это случалось с ним не часто: его мать утащил саблезубый тигр в самом начале охоты за людьми. Мужчины отважно защищали орду в случае опасности, но голоден ли отдельный ребенок — до этого им дела не было. Рама оттесняли от лучшей еды матери, кормившие собственных детей, и заботиться о нем было некому. Но на этот раз ему повезло: даже есть больше не хотелось. Рам некоторое время забавлялся: разбивал и разбрасывал все новые раковины, а под конец развалился и незаметно заснул на мягкой траве, пузатый и лохматый, точно маленький смешной медвежонок. Он спал так крепко, что даже не услышал, как женщины собрались уходить. Они уже подняли на руки детей, но вдруг тихий звук, точно шипенье змеи, заставил их остановиться. Матери, сжимая в руках дубинки и камни, приготовились защищать жизнь детей.

Однако тревога оказалась напрасной: из-за кустов вынырнул молодой Ик, славившийся быстрым бегом. Еще несколько коротких звуков, взмах руки — и женщины поняли: мужчины нашли стадо оленей, их надо загнать на обрыв, и в испуге они разобьются, падая вниз на камни у реки. Свежее горячее мясо, истекающее кровью, еще лучше ракушек. И женщины радостно заспешили за Иком. Рама никто не позвал, никто о нем не вспомнил.

Ик вел женщин уверенно, точно шел по протоптанной тропинке с отметками. Они бежали долго и неслышно, не выказывая и признаков усталости. Наконец Ик остановился. За кустами, не видимые неопытному глазу, ждали охотники орды. Их было мало, чтобы как следует окружить стадо оленей, поэтому они и вызвали женщин. Вскоре дикие крики огласили лес. Вся орда подхватила этот ужасный вой. Олени заметались в испуге. Крики неслись с трех сторон, оставался один путь — к реке, и обезумевшее от ужаса стадо понеслось по нему. Передние пытались задержаться на крутом обрыве, но задние, не видя обрыва, напирали на них. В несколько минут все было кончено: олени ринулись с утеса, разбиваясь внизу о прибрежные камни.

Раздались крики торжества, и люди, как обезьяны, карабкались по крутому склону вниз, стараясь скорее добраться до лежащей на камнях добычи. Мужчины были голоднее и злее женщин, с самого утра они, не зная передышки, охотились на крупного зверя. Теперь они кричали от радости: добычи было много, гораздо больше, чем им требовались. Но это не беда, лишь бы не слишком мало.

Пиршество было в разгаре, когда к нему присоединились и матери, тащившие детей. Они не нуждались в проводниках, звериное чутье уверенно провело их по лесу.

Загнав богатую добычу, орда оставалась около нее, пока хватало пищи, затем отправлялась на новые поиски.

Опьяненные дымящимся мясом, люди пировали. Гау так же резал, жевал и глотал огромные куски. Но наморщенный лоб показывал, что его занимает еще что-то кроме еды. Солнце перевалило за полдень, и уже явственно ощущался вечерний холод. Можно было расположиться на ночлег тут же, на ближних деревьях, или на выступе скалы, для защиты от зверей, но Гау вдруг так ясно вспомнил яркие языки пламени на поляне. Он не думал, что костер мог угаснуть без пищи за целый день, он представлял себе его горящим и всем телом стремился к веселому теплу. И вот с резким криком Гау вскочил на ноги и взмахнул рукой. Это был привычный сигнал к походу, и его всегда слушались беспрекословно. Но поход — это поиски пищи, а чего же было искать сейчас, когда все рты жуют и руки по локоть засунуты в мясо? Наморщенные лбы, оскаленные челюсти, сдержанное глухое рычанье ясно показывали: орда готова взбунтоваться. Но Гау крикнул еще повелительнее, взмахнул дубиной. За ним поднялась страшная фигура Урра, волосы на его голове и плечах взъерошились, точно грива. Урр без рыка, молча, оскалил зубы, сверкнули клыки. Медленно перекатывая тяжелый камень в страшных лапах, Урр поводил маленькими горящими глазами, точно спрашивая: «с кого начинать?». Люди поднялись, медленные и взбешенные, не сводя глаз с окровавленных кусков мяса, покрывающих берег. И тут случилось опять непонятное: Гау криками и жестами приказывал им взять мясо с собой. Нести куда-то мясо, когда его можно съесть тут? На месте?

Люди недоумевали. Но воля к сопротивлению была сломлена. В пологом месте берега они выбрались наверх и, нагруженные, потрусили по лесу вслед за непонятым вожаком.

Гау тоже перекинул через плечо жирную четверть оленины, придерживая ее рукой, вооруженной камнем. Палицу он нес в свободной правой руке.

Орда неохотно следовала за ним.

Рам проснулся не скоро. Испуганный тишиной, он вскочил, кинулся за излучину ручья и завыл от страха. Но, увидев, что его покинули, тотчас же умолк: он твердо знал закон — не подавать голоса, чтобы не приманить врага.

Первым движением мальчика было бежать, догонять орду, но обоняние подсказывало, что женщины ушли давно, бежать одному по лесу, полному опасностей, страшно. Было холодно, вспомнилась поляна и ярко горящий, так приятно согревающий костер.

Поэтому его вторым движением было бежать к костру. Наморщив лоб и оскалив зубы, Рам поднял с земли крепкую палку, напился из ручья, припадая ртом к прозрачной воде, встал, не вытирая воды, струящейся с подбородка, и окаменел: прямо перед ним на кольцах хвоста, как на подставке, качалась большая змея. Ее маленькие злые глаза смотрели на мальчика не мигая.

От змеиного взгляда каменеют птицы и маленькие зверьки. Но Рам был человек. Он очень испугался, но помнил: бежать нельзя, змея догонит. Значит, надо бороться. Тихо-тихо он поднял палку и резким ударом хлестнул ею змею сбоку так, как однажды при нем сделала его мать. Змея, извиваясь, упала на тропинку. Она шипела и крутилась на одном месте. И тут Рам первый раз в жизни испытал восторг битвы: он прыгал и хлестал змею еще и еще, много раз, пока она не перестала шевелиться. А затем нашел большой камень, с трудом поднял его и размозжил змее голову. Мальчуган не удержался и громко вскрикнул от радости, но тут же опомнился, опасливо оглянулся: кто знает — что там притаилось в чаще? Однако змею нельзя оставить: ведь это еда и еще какая вкусная! И, схватив добычу у самой головы, Рам, почти не скрываясь, побежал… Куда? К костру, там он уже чувствовал себя в относительной безопасности, бедный покинутый человеко-звереныш.