Ирина Белояр - Картошка и саксофон

…Почему море — черное?!

Меня охватывает ужас. Резко всплываю, распихивая плавниками ростки кораллов.

И на какое-то мгновение море действительно чернеет.

Море сердится на меня за то, что я испугался.

Море сердится на меня за то, что я назвал его черным?

Оно сердится на меня. Неважно, откуда я это знаю.

Рыжая астерия лежит на дне, раскинув в стороны длинные лапы. Я не знаю, откуда я это знаю, но у меня тоже будут лапы. Только не такие, как у астерии. Скорее — как у пса, который приходит поиграть со щепками. А может, как у чайки, что садится на воду ловить рыб… а я тоже буду их ловить, когда у меня вырастут лапы?

Вот тут нет вразумительного ответа. Таинственный источник знания думает: то ли — да, то ли — нет.

А зачем чайка их ловит?

Опять что-то непонятное. У чайки нет солнца?..

…больше похож на пса, чем на рыб. Исчезли жабры, а я так и не понял, зачем они были. Вроде жабры нужны рыбам, потому что у них тоже — как у чайки — нет солнца.

В моей жизни все больше потустороннего. Только что слышал музыку и голос бога. Музыка мне понравилась, бог — нет. Я не понимаю, зачем музыка и зачем голос, но разницу очень даже чувствую.

Мои лапы похожи на лапы чайки.

Очень тревожно.

Почему-то кажется, что мое зеленое «всегда» вдруг станет черным, и море уйдет.

Я не знаю, откуда я это знаю.

А еще кажется, что раньше моря не было, и солнце было другим.

И так — много-много раз…

А еще кажется, что раньше я был больше чем море…

Что значит «раньше»? Это ведь не то же, что «всегда»?

Что это? Море опять сердится на меня.

Что это?? Море cтановится черным.

Что это??? Море уходит!

…не сердится — теряет силу! Оно уйдет совсем, и я останусь на песке, царапая лапами голое дно.

А потом меня вытолкнет в пустой и страшный мир богов, в мир, где есть «раньше» и «позже», где нет «всегда».

И я, наконец, узнаю, что там, на том свете, за пределами мира…

…НО Я НЕ ХОЧУ ЭТОГО ЗНАТЬ!!!!!..

— …вот Шурка завтра придет, он тебе все подробно расскажет, а заодно про майю, про Дао, про инь с янем. Что психиатору не успел рассказать, все тебе. На здоровье.

— Причем здесь Шурка?

— А я причем?

— Ты — материалист.

— Материалисты не спрашивают — зачем. Их больше волнует — как.

— Дудки. Как — отвечает религия. За семь дней и так далее. А зачем — религия умалчивает. И увидел Он, что это хорошо. Искьюсство ради исскьюсства. Без прикладных целей.

— Иди сюда…

— Шакал ты паршивый, уже надрался! Чуть волосы мне не спалил!

— Извини. Ну, подпалил чуть-чуть. Зачем тебе так много волос?

— Ты можешь со мной поговорить? Просто поговорить о вечном?

— Для вечного я еще недостаточно надрался… Иди сюда.

— Ну тебя к черту.

— Как скажешь. Сейчас пойду к черту.

— Кобель и алкаш.

— Хорошо. Говори, что хотела. Я слушаю. Очень внимательно.

— Смотри. Допустим, волосы у человека — просто так. Чтобы росли.

— Какая глубокая мысль.

— Не хихикай. С позиции самих волос они существуют просто так, шоб было. А с позиции человека у них конкретная прикладная функция. У человека есть прикладная функция с точки зрения микробов…

— Которые часто воруют синицу, которая часто пугает пшеницу…

— Не перебивай. Волосы нужны для экологического равновесия организма. Микробы и люди — для экологического равновесия некоего очень крупного организма.

— Ага.

— Земля и прочие — для экологического равновесия планетной системы.

— Ага…

— Для чьего экологического равновесия существует Вселенная? Какова ее прикладная функция? Это и будет ответ на вопрос: зачем она возникла.

— Тогда наливай.

— Перетопчешься.

— Наливай. Я сейчас окончательно надерусь, буду ни на что не способен, кроме как встать в позицию… то есть, на позицию господа-бога и сразу тебе скажу, какая прикладная функция у Вселенной…

— …баба ушла, вот ты и психуешь. Вернется. Они всегда возвращаются, — в питейном тумане лицо Вероники искажалось, трансформировалось, пока не стало похоже на зрелого Габена с базедовыми глазами:

— Все прячешься? О чем бы не думать, лишь бы не думать… Ну-ну. Так и сдохнешь — ни черта не поймешь. Асфальт, между прочим, уже близко.

Что-то там из Тибетской Книги Мертвых…

Их — четыре. Как положено. У каждой — своя концепция.

Но где-то должна быть дверь. Это — обязательное условие игры.

Дверь непременно должна быть.

Первая стена (кажется, восточная). Здесь нарисован колодезный журавель. Здесь люди живут так, как жили века и века. Скошенное сено и овощи в погребах. Мокрое тряпье над тыном. Корова на лугу — я почти слышу, как она мычит… а может быть, действительно слышу — слухом памяти.

Люди. Он хочет ее. Она его не хочет, но надо продолжать род. Летят в реку купальские венки. Строится новая хата, под порогом — череп убитого коня.

Горит дом, задетый случайной молнией; орут бабы — и скоморохи; буйствует моровая язва — и опричнина; дети прячутся в погребах, а солнце — в тучах; брешут собаки, разбегаются со двора кошки, разлетаются из-под стрехи птицы, бродят по дорогам ватажники и прокаженные…

Кошмар… но разве мы на этот свет в бирюльки играть пришли? Если действительно хочешь выбраться наружу — чем плохо: мешок картошки, петух под окошком, хорошо в краю родном, пахнет сеном и еще чем-нибудь.

Я знаю все, что там будет.

В этой стене нет моей двери.

Отхожу от нее, не прикасаясь к холстам.

Как чувствует себя крыса в лабиринте — выбирает, думает, ориентируется по едва заметному току воздуха, что прикасается к лапкам? Я себя тоже как-то чувствую.

Вторая стена (видимо, южная).

Балкон. Увитые плющом стены. Готические своды, безжизненные в своей чопорности — и эпикурейский разгул страстей, умопомрачительная паутина интриг под этими сводами.

Она хочет его. Он ее не хочет, но надо соблюдать приличия.

…Увядшие дамы специальной спицей изгоняют вшей из высоких причесок

…заключаются перемирия, разжигаются войны

…надрывается дыба, скрипит испанский сапог.

Осанна.

Он любит ее. Она его не любит, но надо куда-то пристариваться… пристраиваться, то есть.

Горят еретики — враги народа. Черные кошки с опаленными хвостами разбегаются от костров. Скрипит гильотина: ей все равно, хронический неудачник — или зарвавшийся удачник… да: ей, в принципе, все равно.

…Увядшие дамы расшнуровывают корсеты пристариться к кому-нибудь на старости лет

…обезглавленные кавалеры приветствуют дам