Алексей Ерошин - Попкорн

— А тебе не знаю, что и дать, боец Родин, — подмигнул замполит, — курить ты не куришь, а сахару больше нет. Как, обвыкся уже?

— Почти, — ответил Серж.

— А главстаршина говорит — обвыкся. Даже предложил тебя в комсомол принять. А я думаю — рановато пока. Приглядеться надо попристальней, как покажешься. С виду–то хлопец геройский, а нутро — оно и подвести может. Как сам–то думаешь?

Серж пожал плечами.

— Не знаю.

— Вот–вот. Решительности в тебе не хватает. Огонька. Задора боевого. Понимаешь? Молодой вроде, а как столетний старик. Скучно тебе жить, Родин, как будто все перевидал уже и все знаешь.

— А вдруг, правда, знаю?

— Чего знаешь?

— Да чего… Все наперед. Скажем, когда война кончится.

Замполит рассмеялся:

— Удивил! Это даже Валюха знает. Знаешь, Валюх?

— А то! — ответила девчонка.

— Ну, и когда? Когда?

— Такой большой, а не знаешь, эх ты! Когда всех фашистов побьем в Берлине!

Серж снова пожал плечами. Очередной снаряд не ахнул наверху, и неожиданно наступила тишина. Где–то трещало пламя, пожирая уцелевшее дерево. Замполит затушил окурок.

— Не дадут заскучать, гады. Сейчас полезут. Очень мы их допекли своим рупором. И контора эта заводская им хуже кости в горле. Давай–ка наружу. А ты, Курт, сиди тут. Ферштеен? Хальт, хальт. Валюха, присмотри за ним.

Прежнюю позицию было не узнать — на нее рухнул кусок стены, похоронив под грудой щебня гранаты, сидор и котелок. Попытаться их откопать было некогда: в проломах заводской стены замелькали серые шинели, со второго этажа по ним ударил пулемет, вокруг защелкали хлесткие винтовочные выстрелы, торопливо затрещали ППШ и трофейные МП‑40. Серж пристроился за выступом разбитого окна и тоже принялся стрелять.

В горячке боя было почти невозможно понять, попадает он в кого–то, или нет. Выстрелы сливались в сплошной треск. Серые фигуры падали, поднимались и снова падали, и снова поднимались. Некоторые оставались лежать. Серж передергивал тугой затвор, нажимал спуск, и снова все повторялось, только с тем, что враги подкатывались ближе. Серж совсем не был уверен, что продержится, если дело дойдет до рукопашной — колоть штыком ему не приходилось. И тут в его коленку ткнулось что–то тяжелое. Это Валюха вывалила к его ногам три гранаты — принесла их в охапке, как дрова.

— Ты зачем здесь?! — заорал Серж. — А ну, вниз! Живо!

Немцы, несмотря на потери, подобрались уже совсем близко — можно было без труда разглядеть лица. Тогда из окон здания в наступающих полетели гранаты. Серж тоже бросил подряд все три. Волной разрывов первые ряды атакующих расшвыряло по сторонам, как тряпье. Остальные не выдержали и побежали назад. Серж устало привалился спиной к стене и вытер шапкой со лба испарину, слушая, как кричат раненые, и немцы, и свои.

Из пролома в соседнюю комнату вылезли замполит и Мякишев.

— Эй, Родин! — позвал главстаршина.

Серж поднялся на подгибающихся ногах.

— Слушай, боец Родин, — сказал Мякишев, — у нас пропала связь со штабом батальона и патронов осталось вообще ничего. Сейчас немцы очухаются и полезут опять, а нам и отвечать нечем. Понимаешь?

— Да.

— Не «да», а «так точно», — поправил замполит. — Ничего ты не понял, боец. Забирай сейчас Валюху и немца, и мотайте отсюда.

— Доставишь их в батальон, и передай, что нам нужны боеприпасы. Как можно больше и как можно скорее. Понял?

— Да. Так точно.

— Гранат побольше.

— Так точно.

— И аккуратней, чтоб не засекли минометчики.

— Понял.

— Выполняй.

***

Когда миновали разбитый паровоз — снег почти перестал. Серж умотался больше всех — не привык ползать. А тут еще впереди окликнули:

— Стой! Кто идет?

— Свои! — крикнул Серж. — Не стреляйте!

— Дзыбин! — узнала Валюха. — Дзыбин! Это мы!

Они сползли в соседнюю воронку от полутонной авиабомбы, и свалились прямо на старшину.

— Вот черти! — крякнул он. — Цигарку затушили. Глядеть же надо.

— Здрасьте, товарищ старшина! — сказал Серж.

— А, крестник! — узнал Дзыбин. — Оклемался? Куда это вы немца тащите?

— В штаб батальона, замполит приказал. А вы куда?

— А мы вам патроны несли, только вот один я остался — товарища моего снайпер подстрелил. Теперь тяжеловато тащить, запарился. Отдышался чуток, теперь поползу напрямик, так скорее. Ну, прощай, Валюха–муха.

Дзыбин порылся в карманах и выудил половинку сухаря.

— На вот, муха.

— Спасибо, дяденька старшина. А табачку не будет у вас для Курта?

— Это фашисту–то?

— Ich nicht faschist, — сердито заявил Курт, — nicht nazi, nicht «SS»! Ich genau derselbe als du! Der mann!

— Ишь ты, — усмехнулся старшина, — дер манн. По–ихнему — человек, значит. Ладно, шут с тобой, человек. Кури, не поперхнись.

Дзыбин выдал немцу кусок бумажки и табаку, и даже поднес прикурить самодельную зажигалку. Потом кивнул и поволок ползком тяжеленные ящики напрямую через пустырь.

— Обиделся твой Курт, — усмехнулся Серж, глядя, как немец нервно попыхивает самокруткой, шмыгая острым ястребиным носом.

— Конечно, обиделся, — сказала Валюха. — А ему, думаешь, приятно? Для своих — предатель, для наших — тоже. А он просто понимает, на чьей стороне правда. Верно, Курт?

И тут позади грянул взрыв. На стену воронки шлепнулся и с грохотом съехал вниз разбитый круглый магазин ППШ. Курт от неожиданности выронил самокрутку в снег.

— Дзыбин! — крикнула Валюха и рванулась к старшине.

Серж едва успел схватить ее за ногу и вернуть в воронку. Приподняв голову, он увидел шагах в двадцати, на белом полотнище пустоши, грязно–бурое пятно с ошметками тряпья.

— Мины, — сказал он. — Там были мины.

— Пусти! — пищала Валюха. — Пусти!

— Не надо тебе туда. Понимаешь? Видеть этого тебе не надо.

Девчонка затихла, тихонько всхлипывая.

— Вот что, — сказал Серж, — слушай сюда. Вы с Куртом пойдете в батальон, а я вернусь и доставлю патроны.

— Я с тобой, — заявила Валюха. — Я тоже могу нести. Я сильная.

— Ты с Куртом пойдешь в батальон, и точка. Этих патронов надолго не хватит. Передашь приказ. Поняла?

Девчонка, набычившись, молча всхлипывала.

— Курт! — позвал Серж. — Курт, отвечаешь за нее головой, понял? Ферштйн? Ты и фройлен Вален — назад, цюрук ту батальон. Ферштейн?

— Ja, — кивнул немец.

— Не хнычь, Валюха, мы еще увидимся, это я точно знаю, — сказал Серж.

— Я все равно с тобой! — рванулась Валюха.

— Да господи боже мой! Курт! Держи ты ее!

Немец послушно перехватил маленькую фигурку поперек.

— Пусти! — шипела Валюха, пытаясь кусаться. — Пусти, фашист проклятый!

— Nicht faschist, — терпеливо уговаривал Курт.

Перевалившись через край воронки, Серж пополз по следу старшины, стараясь попадать локтями в те же углубления в грязном снегу.

Один ящик остался цел, содержимое другого было разбросано взрывом вокруг. Тут же лежали и гранаты. Серж набил ими свой вещмешок и противогазную сумку, потом снял каску и принялся собирать в нее рассыпанные патроны, стараясь не глядеть в сторону дымящегося тряпья. Патроны были все в снегу, а порой рука натыкалась на мягкое и липкое. Серж сдерживал спазмы и продолжал набивать каску и карманы.