Андрей Измайлов - Фантастика из журнала «Энергия»

— Извините, я не имел понятия…

Томм поднял руку.

— Не спешите. Я бы хотел, чтобы вы пообедали со мной.

Кисельский забормотал неловкие отговорки, но Томм настаивал.

— Пожалуйста, садитесь, — на экране появилось меню. — Выбирайте.

Без дальнейших уговоров Кисельский выбрал блюда, и Томм сделал заказ. Стена открылась, из нее выкатился столик с легким обедом.

Даже во время еды Кисельский ласкал глазами вазу. Когда они пили кофе, Томм взял вазу и передал Кисельскому через стол. Кисельский приподнял ее, погладил снаружи, заглянул глубоко внутрь, всматриваясь в глазурь.

— В каком уголке Земли вы нашли такую чудесную вещь? — он разглядывал дно и, сдвинув брови, изучал нацарапанные на глине значки.

— Этот уголок не на Земле, — ответил Томм, — на планете Ферск. — Он поглубже уселся на стуле. — С вазой связана целая история, — он замолчал и вопросительно взглянул на Кисельского.

Кисельский поспешно поклялся, что больше всего на свете жаждет выслушать эту историю. Томм слегка улыбнулся. В конце концов Кисельский в первый раз устраивался на работу.

— Как я уже сказал, я был примерно в вашем возрасте, — начал Томм. — Может быть, на год или на два старше, но к тому времени я уже пробыл девятнадцать месяцев на планете Пролив. Когда меня назначили на Ферск, я, конечно, очень обрадовался, потому что Пролив, как вы, возможно, знаете, унылая планета, там полно льда и зимних блох, а население самое нудное во всей Вселенной.

Томм пришел в восторг от Ферска. Там было все, чего не хватало на Проливе: тепло, аромат, приятный народ ми-туун с богатой своеобразной древней культурой. Ферск — небольшая планета, хотя тяготение на ней приближается к земному. Поверхность суши невелика: единственный экваториальный материк в форме гантели.

Управление межпланетных дел находится в Пеноплане, легендарном городе, полном очарования, расположенном в нескольких милях от Южного моря. Где-то вдалеке там всегда слышится музыка, воздух источает аромат благовоний и тысячу разных цветочных запахов. Невысокие дома из тростника, пергамента и темного дерева, расположенные как попало, на три четверти скрыты листвой деревьев и виноградными лозами. Город украшают каналы с зеленой водой, перекрытые арками деревянных мостов, увитых плющом и оранжевыми цветами; по каналам плавают лодки, каждая затейливо расписана многокрасочным орнаментом.

Жители Пеноплана, ми-туун, — приветливый народ с янтарного цвета кожей — умеют наслаждаться бытием, они чувственны, но в меру, раскованны и веселы, их жизнью управляют традиции. Они рыбачат в Южном море, выращивают злаки и фрукты, производят товары из дерева, смолы и бумаги. Металл — большая редкость на Ферске, и во многих случаях металлические изделия заменяют инструментами и утварью из глины такой прочности и столь искусной работы, что недостаток металла совершенно не ощущается.

Работа в Управлении удивительно пришлась бы Томму по душе, если бы не норов его начальника. Начальником был Джордж Ковилл, краснолицый человек небольшого роста с голубыми глазами навыкате, тяжелыми морщинистыми веками и редкими рыжеватыми волосами. Он имел обыкновение, когда его что-то раздражало, а это частенько случалось, склонять голову набок и секунд пять пялиться на собеседника. Потом, если его задело за живое, он начинал рвать и метать, если нет — гордо удалялся.

В Пеноплане работа Ковилла носила скорее технический, чем научный характер, и даже в этой сфере ему почти нечего было делать, так как в основе деятельности Управления лежал принцип невмешательства в гармонично развитые культуры. Он ввез силиконовую нить для замены древесного волокна, из которого местные жители плели рыболовные сети, построил маслоочистительный заводик, преобразующий рыбий жир, которым они заправляли лампы, в более легкую, чистую жидкость. Дома в Пеноплане оклеивали вощеной бумагой, она поглощала влагу и через несколько месяцев обычно расползалась на части. Ковилл ввел пластмассовое покрытие, действующее вечно. Помимо этих незначительных нововведений Ковилл мало что сделал. Управлению была дана установка улучшать уровень жизни аборигенов в рамках их собственной культуры. Методы, понятия и философские воззрения, принятые на Земле, применялись очень понемногу и только по просьбе самих местных жителей.

Однако очень скоро Томм понял, что Ковилл только на словах признает принципы работы Управления. Временами он поступал, с точки зрения хорошо подкованного в теории Томма, неумно и необоснованно. На берегу главного канала Пеноплана он выстроил здание Управления в земном стиле; бетон и стекло совершенно не сочетались с сочными цвета слоновой кости и шоколада красками Пеноплана — это было непростительно. Начальник строго соблюдал часы приема, и раз десять Томму приходилось, запинаясь, извиняться и отсылать назад делегацию ми-туун, торжественно прибывшую при полном параде. А Ковилл в это время, раздевшись до пояса и таким образом частично избавившись от раздражавшего его жесткого полотняного костюма, восседал с сигарой и кружкой пива в плетеном кресле и любовался танцующими на телеэкране девицами.

Томму поручили борьбу с сельскохозяйственными вредителями, эти обязанности Ковилл считал ниже своего достоинства. Так, во время одной из командировок Томм впервые услышал о гончарах Ферска.

Нагруженный распылителем против насекомых и свисающей с пояса патронной лентой с крысиным ядом, Томм бродил по беднейшим окраинам Пеноплана, где не росли деревья и до самых Кукманкских гор простиралась высохшая равнина. В этой сравнительно унылой местности он набрел на длинный ряд прилавков под открытым небом — базар гончарных изделий. Столы и полки были уставлены товарами на любой вкус, от глиняных горшков для маринованной рыбы до крошечных вазочек, тонких, как бумага, и светлых, как молоко. Здесь стояли блюда, большие и маленькие, сосуды любой формы и размера, все разные — кувшины, супницы, бутыли, кружки. На одной подставке лежали керамические ножи, глазированная глина звенела, как сталь, лезвие из густых капель глазури гладко отполировано и острее, чем у любой бритвы.

Томма поразили краски. Редкий, насыщенный алый, зеленый оттенка струящейся речной воды, бирюза в десять раз гуще небесной. Он увидел пурпур с металлическим отливом, коричневый с прожилками света, розовый, фиолетовый, серый, пятнистый красновато-бурый, синий оттенков купороса и кобальта, необычные блики и переливы стекловидной массы. Некоторые глазури были украшены кристаллами, похожими на снежинки, в других плавали мелкие блестки из расплавленного стекла.

Находка привела Томма в восхищение. Здесь сочетались красота формы, материала и высокое мастерство. Добротность корпуса, крепкая природная, первозданная сила, исходящая от дерева и глины, расплавленные цветные стекла, стремительные, беспокойные изгибы ваз, емкость кубков, размеры блюд — от всего этого у Томма просто дух занялся от восторга. И все-таки в этом базаре была какая-то загадка. Во-первых, — глаза Томма скользили вверх и вниз по полкам — чего-то не хватало. В разноцветье выставки отсутствовал один цвет — желтый. Желтой глазури на базаре не было. Кремовая, соломенная, янтарная — пожалуйста, но не сочная, яркая желтая.