Ганнибал - Лиловый (II)

— Это потому, что там нет атмосферы, — улыбнулась Волтайр. Беленос тем временем вольготно устроился в своем кресле и вытащил привычную сигарету, без которой его Леарза почти не видел в последнее время. — Воздух не мешает смотреть. Нам кажется, что воздух прозрачный, но на самом деле это не совсем так.

— Я уже знаю, — кивнул Леарза. — Гавин как-то объяснял мне, почему небо голубое…А чего мы ждем?

Тут даже Морвейн ухмыльнулся себе под нос; Волтайр хлопнула себя по коленям.

— Прибытия на Эйреан, — просмеявшись, сказала женщина. — Мы уже летим.

— Он хотел зрелищного старта и рокота двигателей, — пробормотал Бел. — Извини, парень, но пассажирские лайнеры летают беззвучно.

— Ну… — Леарза смутился. — Но я даже не заметил, как мы попали на корабль…

— Это потому, что он был состыкован со станцией. Так удобнее всего.

— Ничего, не бери в голову. Когда я был мальчишкой, меня самого это ужасно возмущало, отчего нельзя было хотя бы иллюминаторы сделать.

Весь полет длился не больше получаса. Леарза даже еще не успел оправиться от смущения, когда уже настало время выходить, и Волтайр снова взяла его за руку, будто заботливая мать, а Бел Морвейн шагал впереди, сунув сигарету себе за ухо.

Эйреан поначалу не впечатлил китаба: и здесь были все те же нескончаемые коридоры и холлы, а окон и вовсе не было, но Морвейны все влекли его за собой, пока наконец они втроем не поднялись на самую вершину одного из небоскребов и не оказались в большой круглой комнате, в которой не было ни стен, ни потолка: один сплошной купол.

И тогда прозрачное черное небо взглянуло на Леарзу сверху, отчего у него вдруг закружилась голова, и он невольно стиснул руку Волтайр в своей.

Из обсерватории было видно город, как на ладони: кажется, это была самая высокая башня здесь, и перед Леарзой простерся огромный стеклянный лабиринт, довольно плоский в сравнении с Ритиром, неясно сияющий в свете звезд и прожекторов. Маленькие аэро и тут сновали туда и обратно, хоть и были какие-то не такие, как на Кэрнане, — но это он заметил не сразу. Лабиринт был строго овальной формы, и со всех сторон к нему подступала красная пустыня, уже виденная им на фотографии.

— Корвин бы сейчас непременно прочел какой-нибудь стих, — заметил Бел, сунув руки в карманы. — Это предмет особенной гордости нашей цивилизации: освоенные планеты. Я просто скажу, что за тридцать без малого лет своей работы разведчиком я побывал более чем на двух сотнях планет, и это если учесть, что тринадцать лет я провел на Руосе и Венкатеше. Даже сейчас, пока мы стоим тут, идет строительство на одной из планет, которую изучал мой отряд, в миллионах световых лет отсюда.

Леарза молчал, осмысливая сказанное.

Их гордость, их достижения.

— Зачем вам это? — потом тихо спросил он. — Вам не хватает уже освоенных планет?

— Не в этом дело, — возразил Морвейн. — Как ты думаешь, зачем люди, бывает, срываются с насиженного места и отправляются куда глаза глядят?

— Потому что на старом месте стало плохо? — предположил Леарза. Оба Морвейна, не сговариваясь, покачали головами.

— Потому что неизведанное манит нас, — сказал Беленос. — Плохо это или хорошо. Посмотри в это небо. Оно уходит в бесконечность, и где-то там, далеко…

— Где-то там, далеко, холодный безразличный космос, — мягко перебила его Волтайр и опустила голову. — Он ненасытен. Сколько бы людей ни ушло туда, ему всегда нужно еще.

— Не бойся, — неожиданно даже для самого себя сказал Леарза; рука в его ладони легонько дрогнула. Она подняла на него зеленоватые глаза и чуть нервно ответила:

— Да я и не боюсь.

Но он отчего-то знал, что она солгала.

Потом уже Морвейны объясняли ему, что притяжение на планете меньше, чем на Кэрнане, но в зданиях поддерживается нормальное, потому что иначе жители Эйреана не смогут прилетать к ним из-за атрофировавшихся мышц; наконец все втроем надели неуклюжие громоздкие костюмы, — эти для гражданских, немного недовольно сказал Бел, — и вышли в пустыню.

Остаток отведенного им времени прошел весело, один Беленос Морвейн, которому не привыкать было к перепадам притяжения, скучал, сидя на камушке, пока Леарза и Волтайр с криками и хохотом прыгали и бегали вокруг него. Наконец женщина устала и тоже присела, а Леарза отошел от них и остановился.

Он был совершенно один, — если не оглядываться, — на чужой планете, в бескрайней красной пустыне с черным небом над головой, и вдруг ему представилось, что он — первопроходец, а на эту планету до него еще не ступала нога человека.

В тот момент Леарзе подумалось, что он понимает Бела Морвейна.

Красная пустыня была его родиной, и с самого детства он привык к тому, что месяцами вокруг царит прозрачная ночь с ослепительными звездами, а оставшееся время приходится проводить в наглухо закрытых холлах.

Но с тех пор, как он покинул Эйреан, прошло много лет, и Таггарт не мог бы сказать, что скучает. Какая, в конце концов, разница, где жить? У него не было дома, как не было дома у большинства разведчиков, и потому он везде устраивался, как будто навсегда, но уходил так же легко, как и приходил.

Строгого контроля на Анвине не было; даже бездушные имели право перемещаться из города в город, если им заблагорассудится, и никаких документов для этого не требовалось. Были другие способы контролировать их. Были управляющие. Главная опасность крылась в управляющих; значительное время ушло на то, чтобы с точностью установить, что их не обнаружат.

Капитан Касвелин успешно справился со своей задачей, и тогда бывалые разведчики ушли на миссию. Здоровенного андроида занесло куда-то в южную часть города, насколько был осведомлен Таггарт, а он сам оказался в северо-восточной; за прошедший месяц они не виделись ни разу.

Первоочередной их целью был сбор сведений. Таггарт хорошо понимал, что очень важно как можно скорее установить, какое зло терзает, — если оно объявилось уже, — эту цивилизацию.

Пока что самым раздражающим элементом его бытия были проклятые самокрутки. Может, проще было вовсе бросить курить, но Таггарт был упрям с детства, а по мнению одного самонадеянного андроида, еще и глуп, предпочитая чистить легкие в медицинском центре.

Все остальное было не хуже, чем на Руосе. Прибывшему из Мьявади бездушному отвели небольшую каморку при заводе, а в его обязанности входило следить за исправностью машин в одном из цехов. Машины эти были достаточно хитроумными, да к тому же не обладали интеллектом ни на грош, — всего лишь куски железа, собранного в причудливую форму, — но совладать с ними он мог, хоть и приходилось постоянно все проверять и время от времени даже перебирать.