Ганнибал - Лиловый (II)

— Это можно. Старик мне плешь проел «возобновлением прежних знакомств».

Теодато даже рассмеялся. Двоюродный братец начинал нравиться ему: что-то между ними определенно было… родственное.

В тот же вечер Теодато обнаружил, что в действительности Виченте Моро разделяет многие его взгляды. Виченте терпеть не мог старых традиций и напыщенности пожилых аристократов. Он прямо заявил, что ему все равно, что у него нет никакого таланта, хотя его родители, очевидно, переживали из-за этого и раньше сильно завидовали родителям самого Теодато. Разумеется, хотя Теодато никого не звал, к ним заявились гости: самые любопытные и нетерпеливые пришли посмотреть на приезжего под предлогом «приветствия».

— Мелкая сошка, — буркнул Виченте, когда гости разошлись, и они вдвоем с братом остались сидеть в кабинете Теодато. Между тем выяснилось также, что Моро ужасно много курит; Теодато сам был не любитель табака, однако добродушно велел прислуге принести в кабинет пепельницу, и теперь жесткое лицо Виченте то и дело еле заметно освещалось в сумраке огоньком сигареты.

— Ну да, люди поважнее подождут, пока я приглашу их к себе, — согласился Теодато, которому все больше и больше нравилась прямолинейность Виченте. — А самые важные захотят, чтобы я привел тебя к ним.

— Чувствую себя животным в зверинце.

— Не очень приятно, должно быть.

— Не то слово.

Они замолчали. В кабинете горела одна лишь настольная лампа, и остальная часть комнаты погружена была во мрак, нарушаемый только сигаретой Моро.

— Чем ты занимался в Вакии? — полюбопытствовал Теодато. — Как там вообще?

— Как… точно так же, как здесь, только поменьше масштабом, — пробормотал тот. — А что до того, чем я занимался… чем занимаются люди вроде меня? Саморазвитие, медитации, духовные практики и тому подобное… ха.

— Духовные практики? — повторил Теодато и рассмеялся. — Ну-ну.

Ухмыльнулся в ответ и Виченте.

— Я занимаюсь тем, что прожигаю жизнь, любезный брат, — сказал он. — Как и почти все аристократы, не наделенные никаким талантом.

— Те, кто им наделен, большую часть времени занимаются тем же. Я, конечно, стараюсь брать побольше работы, но ее для вычислителей не слишком много.

— Каково это, а? Быть вычислителем.

Теодато улыбнулся и пожал плечами.

— Ну, для меня это, разумеется, обыденность. Так, раз в несколько дней посещаю здание гильдии, иногда получаю задания от мастеров, произвожу необходимые вычисления… изредка доводится отправиться куда-то, чтобы сделать работу на месте. Чаще всего задания поступают от космонавтов, конечно же.

— Все же, наверное, это дает почувствовать себя полезным кому-то.

Жесткое лицо Моро опять выплыло из сумрака, озарившись алым огоньком, и притухло; Теодато несколько озадачился. Ему и в голову раньше не приходили подобные вещи.

Но, подумав, он обнаружил, что вполне понимает своего двоюродного брата. Всю жизнь жить, изо дня в день ничего не делая полезного

; только медитации, только чертовы духовные практики остаются таким, как они, либо — на выбор — монастырь в степи, тяжелая и бессмысленная физическая работа и опять те же самые медитации и духовные практики, просто в более аскетической форме. Есть, конечно, еще философия, творческие занятия, но и они часто не дают того ощущения, которого так просит душа.

— Ну, если насчет прожигания жизни, — опомнился задумавшийся Теодато, — то предлагаю завтра же этим заняться. Чем хороша, наверное, Тонгва, так это столичным изобилием. Раз уж все равно из приличия придется знакомить тебя со всеми уважаемыми людьми в этом чертовом городе, не нанести ли нам визит семейству Лупанио, что живет по соседству? У них, между прочим, две молоденькие дочери.

Виченте белозубо ухмыльнулся в темноте.

Он сидел на широком подоконнике, прислонившись виском к стеклу, и очень был в эти мгновения похож на мальчишку, каким она впервые встретила его уже больше года тому назад; худой, с острыми коленками, кучерявые волосы его опять отросли и касались плеч, и только золотистая щетина, кажется, разрушала немного это впечатление.

И, может быть, взгляд.

В последние дни его опять охватила апатия. Она так радовалась было, когда он развил бурную деятельность, без конца что-то читал, упражнялся во дворе с клинком, который ему оставил Бел, даже ездил куда-то: куда, он не говорил ей, но она догадывалась, что опять по крышам. Небо всегда особенно влекло его.

Вот вся деятельность стихла, и Леарза опять мог целыми днями просиживать в одном месте, будто бы о чем-то думая. Волтайр сама себе не желала признаваться, но она даже начала немного побаиваться его. Она его не понимала; порою он странно смотрел на нее, и у него был при этом пугающий взгляд, серые глаза его совсем темнели, лицо становилось жестким. Порою, наоборот, он внезапно хватал ее, принимался с силой обнимать, лихорадочно целовал ее волосы и виски, будто прося прощения за что-то, но никогда ничего не говорил.

Волтайр беспокоилась, однако обычно держала свое беспокойство при себе, оставалась с ним ровно приветлива и весела, будто ничего не происходило.

Изредка, впрочем, беспокойство ее все равно прорывалось, как и теперь. Увидев, как он сидит, глядя перед собой, и лицо его буквально выцвело, даже как-то посерело, отражая пепельный зимний свет, Волтайр не вытерпела и подошла к нему, мягко убрала волосы с его лба. Ей всегда зачем-то так нравился его лоб, и эти выпуклости над его бровями, придававшие ему отчего-то сходство со львом. Теперь еще и грива волос усиливала это ощущение.

Он повернул голову, и глаза их встретились.

На какой-то миг его выражение смягчилось, Леарза поднял руку и поймал ее кисть. Волтайр пожала его пальцы своими.

— Ты опять тоскуешь, — тихо сказала она. — Нельзя сидеть без дела целыми днями. Может, съездим куда-нибудь? Или, хочешь, позовем Корвина с Сетом. Если сказать этим прохвостам, что я испеку для них пирог, они примчатся быстрее ветра.

Он улыбнулся ей одними губами.

— Не нужно. Мне просто… многое надо осмыслить, ты знаешь. Я все никак не пойму, что правильно, а что нет…

— Ты по-прежнему раздумываешь, не нужно ли тебе бежать отсюда?

— И это тоже. С одной стороны… я боюсь причинить тебе вред, но, с другой, не хочу покидать тебя.

— Я не думаю, что ты когда-нибудь причинишь мне вред, — возразила женщина. — Но если тебя это так сильно мучает, может быть, тебе просто стоит перебраться в Ритир, поближе к разведчикам? Ведь это совсем не означает, что мы расстанемся с тобой. От Дан Улада до Ритира можно долететь за каких-то пятнадцать минут.

Его лицо снова отвердело.

— Ты боишься меня?

— …Нет, — соврала она. — Я просто не хочу, чтобы тебе было плохо. Если ты так и будешь целыми днями тосковать на подоконнике…