Александр Чернобук - Ангел Украины

В этот раз он выглядел уже не столько человеком, сколько человекоподобным облаком, зависшим в нескольких сантиметрах над кожаным диваном в позе скучающего мыслителя. Контур остался, но четкой границы между ним и воздухом не было. Я так же витал в воздухе, как бы сидя, чуть выше обтрепанного полукресла. Взглянул на свою руку, она была прозрачна. Я мог спокойно смотреть сквозь нее. Чуть оттолкнулся пальцем от подлокотника, тело легко пролетело несколько десятков сантиметров и снова зависло. Похоже, все это означало мой переход на следующий качественный уровень. Дядя Грач выполнял обещанное.

Находились мы в овальной комнате средних размеров грязно-серого цвета. Стены, оштукатуренные цементно-известковым раствором, местами потрескались, местами были украшены какими-то нечистыми потеками. Завершал интерьер огромный письменный стол красного дерева с древней лампой под зеленым абажуром. Ни стула, ни кресла у стола не было. Свет давала лампочка под потолком, вкрученная в простой керамический патрон без всяких

изысков в виде плафона или люстры.

— Да уж. Мягко сказано: «толку немного». Сказал бы прямо: никакого! — пробурчал я, заканчивая осмотр и осваиваясь с новым даром — летать. — Смысл понятен. Ни со стороны законной власти, ни от Божественной силы ждать нашей стране помощи не стоит. Ни тот дядя, ни этот, ни какой-то третий, пятый, десятый… сказку не нарисует. Только самим…

— Великолепно! — дядя Грач перевернулся в воздухе, прислонил другой бок к кожаной обшивке дивана. — Все верно: кроме украинцев никто им государство не сотворит! Захотите — будет все у вас хорошо, нет — извините! Не было такого государства и не будет!

— М-да, — я оттолкнулся ногой от полукресла, сделал оборот на триста шестьдесят градусов в горизонтальной плоскости и продолжил вращение по инерции. — А построить его может только молодежь, еще не отравленная ценностями дня сегодняшнего. Только они могут сформировать новую гражданскую элиту общества. Иначе никак.

— Неплохо мыслишь, — он махнул рукой в мою сторону по спирали, словно раскручивая волчок. Мое вращение ускорилось. — Теперь тебе прямой путь в среду иной молодежи: не «золотой», не богемной и не Божьей. Типичной подрастающей смены. Обычной для этой страны на сегодняшний день.

Стены завертелись, сливаясь в серую пелену. Я успел заметить, что дядя Грач как-то хитро усмехнулся в конце фразы. Опять знает наперед результат моего следующего опыта…

«Неблагодарное это занятие продавать себя в киллеры в девятнадцать с половиной лет!» — с этой мыслью Дима Курочкин проснулся утром того самого дня, который должен был кардинально изменить его судьбу.

С ней же он чистил зубы, брился, совершал иные, столь необходимые утренние ритуалы. Затем, не расставаясь с ней, на автомате просматривал электронную почту, слушал в пол-уха во время незамысловатого завтрака бурчание вечно недовольной им и своей несложившейся жизнью матери.

Эта мысль не оставляла его и тогда, когда он одевался, садился в метро, ехал в переполненном вагоне и только когда поднимался по эскалатору и до места преступления оставалось около трехсот метров, а до его совершения — примерно тридцать минут, нашел ей логическое завершение:

«Неблагодарное это дело потому, что платят мало!»

Дима Курочкин, студент второго курса Политехнического института, стал киллером совершенно случайно и в большей мере, как это ни парадоксально звучит, благодаря стремительно развивающемуся техническому прогрессу.

Как большинство столичных подростков из не очень благополучных семей, он несколько лет, до того момента, когда родной дядя на радость матери-одиночки впихнул его за скромную взятку в ВУЗ, считал высшим шиком проводить все свое свободное ото сна время в Интернет-кафе.

Там Дима, громко матерясь и то и дело прикладываясь к широко рекламируемым слабоалкогольным напиткам или сортам пива, сражался с дворовыми приятелями в сетевые компьютерные игры. Перерывом в этом занятии по уважительной причине могли считаться: перекуры, просмотры новых фильмов или вечерние посиделки-тисканья со знакомыми девчонками.

Но вот Курочкин, благодаря финансовым стараниям дяди, попал на первый курс Политехнического института, и его жизнь разительно изменилась. Вместе со статусом студента к скучному посещению учебных корпусов и вялому изучению неинтересных предметов добавилось много занимательного. Как оказалось, студенческая жизнь таит в себе много замысловатого и приятного.

Дима начал ходить в питейные заведения, посещать ночные клубы, курить травку, понял, что в Интернете можно общаться с различными людьми посредством чатов или через электронную почту, осознал, что обнаженные тела противоположенного пола можно видеть не только на порносайтах и киноэкранах, но и в непосредственной близости. Словом, кругозор Димы Курочкина расширился запредельно.

Да, многое открылось ему — теперь уже студенту — продвинутому юноше современности. Жизнь стала прекрасна и удивительна, наполнена неведомым ранее смыслом, но, к сожалению, многие потребности Димы ограничивали скромные материальные возможности матери. До определенного момента это было терпимо, но постоянно это длиться, конечно же, не могло…

Как-то, на одном из чатов, он вступил в жесткую полемику с некоей Нефертити. Одногруппник Валек позже объяснил, что в древности в Египте была такая «красивая телка царского рода с большими дойками». Пикировка была нешуточной и долговременной. Предметом ее были такие спорные моменты: наличие или отсутствие силикона у одной восходящей столичной звезды, влияние объема груди на талант певицы и трактование смысловой нагрузки ее песен. Спор закончился обменом личными электронными адресами и плавно перетек в последующее длительное и нетривиальное общение.

Диме с Нефертити было интересно как ни с кем. Она могла спокойно и здраво рассуждать на любые важные для него темы и, главное, с глубоким пониманием относилась к нелегкой судьбе гения, который вынужден корпеть над конспектами и посещать лекции совершенно ненужных ему по жизни дисциплин. «Жизнь-то проходит… Она у каждого одна, дорогой друг… Надо брать формирование судьбы в свои руки, иначе ничего не успеешь…»

«И правда, — думал и соответственно отвечал новой знакомой Дима, — приходится отказывать себе во всем. Даже в самом необходимом: билетах на футбольные матчи и концерты, одежде из клевых бутиков, качественной травке и оттяге в приличных заведениях в центре города. Так же нельзя. Надо что-то делать, что-то менять… Ну, ты меня понимаешь».

Нефертити понимала.

Кроме полной гармонии в общении с незнакомкой посредством электронной почты, было еще одно обстоятельство, которое притягивало Курочкина к этой личности, как магнитом. Неискушенный юношеский мозг будоражил образ благородной, ухоженной, красивой, власть имущей женщины прошлого. Причем, постоянно. Ее лик не оставлял Диму ни днем ни ночью…