Александр Чернобук - Ангел Украины

— Все будет чики-пики! — уверил Загоруйко и, едва машина тронулась с места, подхватил ставший внезапно необычайно легким ящик, бросился галопом к проходной.

Предыстория этой сцены была увлекательной и не совсем типичной для украинской армии. Во всяком случае, в плане судьбы предыдущего командира части полковника Бельца С. К. Назначен новый командир истребительного полка был после для кого-то радостных, для кого-то печальных, а, по большому счету, довольно глупых обстоятельств. В ситуацию я вник досконально. Можно сказать, изнутри, что на самом деле, в какой-то мере, и было.

Майор Зубков Виктор Степанович сидел в приемной и злился. Злость, с одной стороны, была абстрактная — он злился на все сразу, что можно выразить одним емким словом — «жизнь». И в тоже время его злость была направлена на вполне конкретные раздражители, которые, собственно, и мешали ему комфортно чувствовать себя на этом свете.

К таковым относилось: похмельная дрожь в руках, сухость во рту, стрекочущая на машинке секретарша — старший сержант Журавлева Татьяна Ильинична, медная табличка на двери кабинета с фамилией непосредственного начальника — полковника Бельца С. К. прямо перед глазами, плохо начищенные форменные ботинки, которые он поленился утром протереть щеткой и теперь стыдливо прятал под креслом, неудобно поджимая ноги, солнечный луч, который попадал ему прямо в глаза. И еще многое, многое, многое…

Однако другие раздражители, не воспринимаемые глазами или иными человеческими органами, доставляли майору гораздо больший дискомфорт. Их было не так много, но поделать с ними Виктор Степанович ничего не мог. Если от противного солнечного луча можно было заслониться, то от назойливых мыслей никакие телодвижения не спасали. И били они Виктора Степановича по самому больному.

«Как он, военный летчик, орденоносец, докатился к сорока пяти годам до такого? Бывший, давно уже бывший летчик. Сейчас он просто сильно пьющий заместитель командира части. Истребительного полка. Заместитель Сергея Карловича Бельца. Просто Сереги, с которым вместе начинали службу. После выпуска из училища что творили… Два молодых сокола… Эх, вспоминать горько… А теперь? Бельц большой человек, при власти и при деньгах, а ты просто мелкий пьяница. Даром что майор. Впрочем, это пока майор. Серега столько раз предупреждал… А сейчас может действительно выгнать. Имеет полное право. Вопрос стал ребром. Вызвал и приказал принести тысячу долларов. Если не хочешь, дорогой друг, вылететь на гражданку с волчьим билетом, неси капусту. Вот так вот. Сам, правда, виноват. Задвинул два десятка летных комбезов налево. Но ведь все пропил же сразу. До копейки. Откуда теперь деньги взять? Е-е-е-е-е-е».

На вздох обернулась старший сержант Татьяна и, перестав стучать по клавишам, наградила майора сочувственным взглядом:

— Виктор Степанович, может, поправитесь? Чего мучиться? — кивнула на шкаф, в котором был устроен на средней полке минибар, где находилось все необходимое для подобных случаев со здоровьем.

— Нет, буду терпеть, — помотал отрицательно головой Зубков, не столько для нее, сколько убеждая себя. — Нельзя. От шефа выйду, тогда уж…

— Как знаете, — не стала уговаривать его Журавлева.

— Скоро он уже меня примет? — попробовал отвлечься Зубков от мучившей его дикой жажды и не менее беспокоивших неприятных мыслей.

— Сказал, ждать. Вызовет, — пожала плечами сержант-секретарь и вновь затарахтела на своей печатной машинке.

— Значит, будем ждать, — невесело согласился майор.

Отвлечься не получилось. Голова продолжала гудеть, в горле першило, руки тряслись, а мысли вернулись к тому же камню преткновения:

«Ну ведь мог же не требовать с меня эти бабки? Сам, как сыр в масле, катается, все у него в ажуре, а у меня дома шаром покати. Знает же, как я живу. Однокашник хренов. Еще и три дня срока дал. Ни больше ни меньше, три дня — и все. Вынь деньги и положи. И сейчас специально маринует в предбаннике, воспитывает, словно знает, что вместо тысячи долларов принес всего шестьсот. Все заначки выгреб, занял триста и то больше не смог наскрести. Валька, жена, еще истерику закатила, не носи, не носи. Обещала какие-то меры принять. Дура! Попробуй, не отнеси! А ну как, правда, без армии останусь. Что делать тогда? Здесь хоть на сто граммов и на бутерброд с маргарином каждый день что-то можно замутить».

— Домутился, — зло сказал он вслух.

— Что? — не поняла Татьяна.

— Да это я так, вырвалось, — смутился майор, опасливо поглядев в ее сторону и справедливо полагая, что та прекрасно его поняла.

— А-а-а-а, — протянула Журавлева и принялась перекладывать бумажки, тщетно силясь скрыть улыбку.

«Ну вот и эта профура уже в курсе», — вернулся Виктор Степанович к своим горьким мыслям.

«О чем это я? А, о жене, о Вальке, дуре. Пришлось даже по зубам съездить. Совсем осатанела баба. С мозгами не дружит. Не понимает, что если сейчас не отдашь малое, то потеряешь все. Раскудахталась, что дети голодные, что последнее из дома уношу. Грозилась чем-то. К Сереге на прием придет? Да ему, как соловью. Послушает, и на том все закончится. Это ерунда. Он меня поймет. Главное, сейчас с ним договориться. Большую часть отдам, а там наскребу как-то».

Забулькал селектор голосом командира истребительного полка:

— Майора Зубкова ко мне.

— Он ожидает. Сейчас зайдет. — Татьяна, отключив связь, ободряюще подмигнула Виктору Степановичу. — Ни пуха.

— К черту, — почему-то первый раз в жизни обиделся на панибратство Зубков и потянул на себя ручку оббитой черной кожей двери.

— Разрешите?

— Проходи. — Полковник Бельц, вальяжно развалившись в огромном кресле, некоторое время разглядывал подчиненного молча, затем предложил: — Садись, Витя.

— Я постою. Спасибо. Мне так удобней, — скривился Зубков и остановился перед огромным полированным столом, скрывая в «мертвой» зоне грязные ботинки.

— Что, совсем плохо? Ломает тебя? — спросил полковник с наигранным участием. — Я тебе сколько лет уже говорю? Завязывай с зеленым змием! Не закончится это добром. Попомнишь мое слово. Посмотри на себя.

— А что?

— Ну какой из тебя офицер? Весь какой-то пожеванный, харя мятая, перегарище за километр. Брюки месяц не гладил, ботинки неделю не чистил. Как тебя Валька до сих пор не выгнала?

— Да я как-то… это… стараюсь… — промямлил майор, потупив глаза.

— Понятно. — Бельц махнул рукой. — Окажешься на гражданке, чем будешь заниматься, истребитель? Сторожем на овощную базу пойдешь? Не возьмут тебя и туда, Витя…

— Почему не возьмут? — обиделся Зубков.

— Заспиртуешь все фрукты-овощи.

— А-а-а-а, шутишь. Но почему же на гражданку? Я все принес. — Зубков полез во внутренний карман кителя.