Мария Семёнова - Славянское фэнтези

Велегост соскочил с коня, взбежал на крыльцо. Перед ним лежали трое в белых, испачканных сажей рубашках. Бледные лица казались неживыми, но вот веки одного из парней дрогнули, послышался негромкий стон.

— Это Хован, сын Беркута! — Ворожко подбежал, склонился над неподвижным телом. — Не ушел, мерзавец. Кей, разреши!..

— Брат! — шепнула Танэла, но Велегост молча покачал головой.

Эти люди уже мертвы. Как сотни других. Как Айна. Даже если он запретит, их все равно убьют. Смерть вырвалась на волю.

Хован начал приходить в себя, застонал, приподнял голову, но его уже схватили, грубо вздернули, поставили на ноги. Шею захлестнула веревка. Миг — и пленного потащили наверх, на второй этаж. Короткая возня, крик — и дергающееся в конвульсиях тело вывалилось из окна. Негромко охнула Танэла, а кметы уже тащили второго, затем третьего — так и не очнувшихся, беспамятных. Велегост хотел отвернуться, но заставил себя смотреть. Он не хотел этого. Не хотел — но сделал. Отворачиваться поздно.

— Здесь еще одна. Девка! Живая!..

Велегост вздрогнул. Страшная догадка заставила похолодеть. Дом Беркута, его семья. Нет, только не она!

Неподвижное тело вынесли на крыльцо, грубо бросили оземь. Испачканное белое платье, нитка красных бус, светлые волосы покрыты сажей… Велегост резким движением отстранил сбежавшихся кметов, склонился — и бессильно закрыл глаза. Сва-Заступница, но почему?..

Стана лежала не шевелясь, лишь еле заметно подергивались длинные ресницы. Кей хотел приказать принести воды, позвать знахаря, но голос не слушался. Перед глазами встало бледное лицо с кривящимися усмешкой губами. «В Духле ей будет опаснее, чем здесь!» Проклятый Чемер оказался прав! Девушку пощадил огонь, но люди страшнее огня…

— Кто это? — Ворожко нетерпеливо наклонился, юное лицо расплылось в ухмылке. — Дочь Беркута? Гадюка! Ну, наконец-то!..

Кметы радостно закричали, и Кей понял — помочь ничем нельзя. Он сам выпустил зверей на волю…

Веки вновь дрогнули. Стана медленно открыла глаза, побелевшие губы шевельнулись.

— Железное Сердце…

Кей вздрогнул, словно от удара. Железное Сердце — страшный Кей из страшной сказки. Чудовище, посланное убивать невинных…

Он встал, глубоко вздохнул, руки сжались в кулаки. Нет, он не позволит!

— Не трогайте ее! Прочь!..

— Кей! Она должна умереть! — Ворожко походил на пса, у которого отнимают добычу. — Два раза ты миловал ее. Она дочь Беркута, дочь твоего врага! Я… Мы все требуем ее смерти. Мы — дедичи харпийские, слуги Кеев!

Толпа откликнулась дружным ревом. Велегост понял — если он запретит, Ворожко обнажит меч, и все, ради чего он здесь, придется начинать сначала. Им мало крови — все еще мало…

— Брат! — Рука Танэлы легла на плечо. — Сделай что-нибудь!

Кей оглянулся. Харпы уже собирались вокруг Ворожко, лица были угрюмы, руки сжимали клевцы. Сполоты переглядывались, все еще не понимая, но на всякий случай тоже сбивались поближе к Кею. Откуда-то вынырнул мрачный Хоржак, заворчал, рука легла на рукоять меча.

— Кей Велегост! — Голос Ворожко окреп, загустел, словно с Кеем говорил не четырнадцатилетний мальчишка, а тридцатилетний муж. — Если ты пощадишь врага, мы больше не сможем тебе верить. Ни тебе, ни всем Кеям. Мы, дедичи, ваша опора, без нас ты не сможешь править харпами. Выбирай — или мы, или эта девка!

Их глаза встретились, и Кей почувствовал, как душу охватывает гнев — невыносимый гнев бессилия. Чемер прав — они, Кей, не боги. Только боги могут спасти синеглазую девушку, что так славно пела о весенней ласточке…

— Отдай! — ударил в ухо шепот Хоржака. — Косматый с ней! Потом я этого мальчишку на куски разрублю!..

Велегост помотал головой. Он не смог спасти Айну, не смог спасти сотни и сотни других. Хватит!

— Кеям не ставят условий, дедич. Наше слово — закон!

Лицо Ворожко дернулось, рука скользнула к мечу.

— Аригэ!

Короткое румское слово ударило, словно стальной клинок. Лоэн неторопливо вышел вперед, поправил сбившийся плащ, подошел к Стане.

— Стойте! — повторил он. — Прекрасная Кейна, переведи им мою речь!

Танэла чуть помедлила, затем кивнула и встала рядом с риттером.

— Скажи мне, храбрый Ворожко, существуют ли в вашей земле благородные обычаи? Ведомы ли они тебе?

Площадь стихла. И харпы, и сполоты слушали негромкий голос Кейны, переводящий слова риттера. Ворожко кивнул:

— Конечно, доблестный Лоэн! Я знаю, что негоже требовать смерти юной девушки, но она — дочь врага, предателя. Это он убьет ее своей изменой, не мы!

— Тогда ты знаешь и другое, храбрый Ворожко! Всякая девица, даже виновная в тяжких грехах, вольна искать себе защитника. Того, чей меч не даст ей погибнуть.

Внезапно Велегост почувствовал, как в сердце вновь вспыхнула надежда. Риттер прав! Почему же он сам не подумал об этом?

Дедич задумался, затем покачал головой:

— Обычай такой есть и у нас, но…

— Благородный Кей Велегост, заступившийся за эту девицу, не может скрестить с тобой меч, ибо он тот, кому ты служишь. Однако же род мой не менее знатен, и ежели ты не сочтешь поединок со мной бесчестьем, то я — к твоим услугам. Впрочем, ты еще юн и вправе выставить вместо себя защитника.

Лоэн шагнул к дедичу. В лучах утреннего солнца сверкнула синеватая сталь. Ворожко отшатнулся, лицо пошло красными пятнами:

— Кейна! Переведи риттеру Лоэну, что я не хочу драться с таким славным и благородным воином, как он. Но я не трус! Пусть нас рассудят боги!

Он выхватил меч и расстегнул фибулу, сбрасывая плащ на землю.

— Ты разрешаешь, Кей? — Лоэн повернулся к Велегосту. — Разрешаешь суд Божий?

— Не надо…

Велегост, уже готовый дать согласие, удивленно обернулся. Танэла стояла возле неподвижного тела девушки, ее лицо было бело как мел.

— Поздно, Стригунок. Стана… она умерла.

Внезапно показалось, что воздух исчез, в легкие плеснула колючая холодная пустота.

— Боги… За что?!

Кей поднял взгляд к горячему светло-голубому небу, но там не было ничего — даже легкого облачка.

Боги молчали.

Над серебряным блюдцем кружился туман. Сизая воронка то раздавалась, и тогда в прорехе появлялось темное, в мерцающих звездах небо, то вновь смыкалась, пряча картинку от глаз.

Виляя и покачиваясь, наливное яблочко двинулось на третий круг. Картинка в блюдце очистилась от серой пелены, и на замшелой стене далекого замка проглянули силуэты танцующих привидений. В воздухе поплыл аромат первых цветов, донеслись переливы тихой, чуть грустной мелодии. Яблоко завертелось на месте и остановилось.

Звук пропал сразу. Картинка выцвела, смазалась и тоже исчезла. В начищенном до зеркального блеска серебре отражалось конопатое, окруженное светлыми кудрями мальчишеское лицо.