Мария Семёнова - Славянское фэнтези

— Да что ж это такое? — пробормотал Никита. — Опять, да?!

Кулак с грохотом опустился на стол. Блюдце звякнуло, яблоко дернулось и перекатилось на другой бок. Стоящий рядом берестяной туесок закачался, но устоял. Никита потер ладонь и, поостыв, осмотрел строптивый фрукт. У самого черенка обнаружилось пятнышко — то ли насмешка, то ли привет от обосновавшейся за окнами весны.

Ох уж эти «приветы»! Никита вытащил из-под стола короб. Яблоки едва закрывали дно. В нос ударил запах прелой листвы и гнили. Паренек покачал головой и захлопнул плетеную крышку. Все, довольно! Три неудачи подряд! А времени потеряно!.. Одну Ваську два дня уламывал, чтоб заклинание для замка сказала. И работу давно сдала, и привидений до поросячьего визга боится, а вот, поди ж ты, вредничает!

— Никита! — донеслось из распахнутого окна. — Ни-ки-ит!

У плетня стояли Ванька с Емелей. В руках — по удочке, Емеля, как старший, тащил ведро. Приятелей знала вся округа. Ванька коренастый, серьезный, а Емеля, наоборот, тощий как жердь, рот до ушей. И всегда вместе, особенно если созорничать требуется.

— Привет рыбакам! — Отдернув занавеску, Никита устроился на нагретом солнцем подоконнике.

— Ты чего дома сидишь? — спросил Емеля. — Случилось что?

— Ничего не случилось. — Никита скосил глаза на блюдце — оно стояло в тени, и от плетня его было не разглядеть. — Я к завтрашнему показу готовлюсь.

— Никак опять на Берез-горе колдовать собрались? — встрепенулся Ванька.

— Да не боись! В этот раз тучи не тронем.

— Точно?

— Точно, точно — тема не та… Как порыбачили?

Емеля ухмыльнулся:

— Двенадцать лещей и одна щука!

— Говорящая?!

— Да какая там говорящая! Самая обыкновенная, для ухи пригодная. Во!

Емеля вытянул щуку из ведра. Серая в черных крапинах чешуя тускло блеснула на солнце.

— Неинтересно! — исподтишка разглядывая добычу, заявил Никита. — Вот если бы говорящая…

— Ну, это ты, брат, хватил! — пробасил Ванька. — Кто тех говорящих видел? Перевелись, поди, все.

— Не скажи! Вон, Демьян прошлым летом не растерялся и печь самоходную получил!

— Слыхали, слыхали, — махнул рукой Ванька. — И про то, как Баба-яга новоселье справляла и как за новую избушку отблагодарила. Вот только с Ягой связываться — себе дороже.

— Бабуся она пакостная, — согласился Никита, — но коли одарит — в обиде не будешь!

— А что ж твой отец-чародей за то дело не взялся? — усмехнулся Емеля.

— Не мог он. Они с Ягой не разговаривают.

— И из-за чего?

— Отец не сказывает.

— Или не помнит уже?

— Как это — не помнит?! — взвился Никита. — Отец все помнит! Выкладывайте, зачем звали. У меня забот невпроворот!

— «Выкладывайте!» — проворчал Ванька. — Мы о нем беспокоимся, а он… Бросать тебе надо колдовством баловаться — вот что! Делом бы занялся.

— Это каким же: на речке посидеть да воробьев пострелять?

Емеля тут же прикрыл рукой заткнутую за кушак рогатку.

— Поду-умаешь! — протянул он и замолчал.

— Пойдем мы, — сказал Ванька. — Дома нас, поди, заждались. А ты колдуй, коль нужда такая.

Приятели ушли. Никитка вернулся за стол. На душе было скверно: дело не ладилось, с ребятами едва не поссорился… или поссорился? Одно ясно: о привидениях из далекого замка можно забыть. И что теперь? Выдумкой воспользоваться? Слова да рисунки в живую картинку превратить?

Лавка у соседнего окна была завалена сестрицыными игрушками. «Мне бы давно выволочку устроили, а Аленке все с рук сходит!» — подумал Никита. На глаза попался расписной утенок. Подставкой для него служила книжка. Сказки, простенькие конечно, до серьезных сестренка не доросла, серьезные нужно искать в ином месте.

Никита с трудом поднял крышку старого, отданного родителями за ненадобностью сундука: рваные шапки, в прошлом — невидимки; обломки мечей, по слухам — кладенцов; пара путеводных клубков с запутанной ниткой… Достать огромный, потемневший от времени том оказалось непросто. Непростой была и книга. Каждый лист в ней — новая сказка. Прочтешь страницу — ей на смену следующая явится, а кончится сказка — лист сам перевернется. И листов таких не счесть. То есть счесть-то можно, да сколько ни пересчитывай, второй раз то же число никогда не получится. А о картинках и вовсе сказ особый: яркие, взгляду подвластные, иногда — смешные, чаще — страшные. Бывало, начнешь смотреть и засмотришься: рукотворные птицы, чадящие повозки, тонкие книги в высоких шкафах. Иные тома даже открыть можно, только без толку: не помогут премудрости, в тех книгах писанные. Для иного они мира — без волшебства, без чудес.

Никита пролистал том: дворцовые перевороты, войны, смуты. И на каждой странице — кровь, смерть, предательство. Не захочет это Патрикеевна смотреть! Ох, не захочет! Мало того что учительница, так еще и волшебница, к тому же — добрая. А что таким может прийтись по душе?

Разбирать рукописные завитки стало труднее. Паренек поднял голову: золотая полоска на стене — вот и все, что осталось от заливавшего горницу солнца. И на что время ушло? Никита провел рукой по огромному тому:

— Книжечка, миленькая, помоги по старой памяти. Мне бы случай какой аль событие — доброе, яркое. Чтоб душа радовалась.

«Книжечка» вздрогнула, пыль с листов стряхивая, и замерла. «Вот вредина! Все простить не может, что в сундуке оказалась», — обозлился Никита, но виду не показал.

— Книжечка, миленькая, ну, пожалуйста! Я тебя на полку поставлю, сестренке покажу. Она до сказок страсть какая охотница — не оторвешь!

По книге будто волна прошла. По горнице разнесся вздох. Листы зашуршали, переворачиваясь, и остановились. Никита пробежал глазами по строчкам: число, по сказочному летоисчислению; в который раз изменившееся название теперь и не царства, а просто — государства и, наконец: «…произведен запуск первого в мире космического корабля-спутника „Восток“ с человеком на борту».

Паренек озадаченно хмыкнул. Летать выше неба — забавно, но непонятно куда и зачем: до тридевятого царства и клубок доведет, а скорость нужна — ковер-самолет у Яги взять можно или, вон, Горынычей попросить.

Книга перевернула страницу. В каждой строчке — удивление и восхищение, на каждой картинке — улыбки и смех. Отодвинулись, словно по невозможному здесь волшебству исчезли на время вражда и злоба, тревога и страх. Радостные, счастливые, поздравляющие друг друга люди смотрели со страниц диковинной сказки.

— Спасибо, книжечка! Вот помогла, так помогла! — искренне поблагодарил Никита и, схватив со стола туесок, снял с него крышку.

Чудесный гриб-сморчок выпал из берестяного укрытия и, чмокнув, присосался к листу. Рукописные буквы поблекли, будто вглубь книги ушли. Впитывая сказку, сморчок разбух и из коричневого превратился в янтарный — точь-в-точь прозрачный пузырь, тягучим медом заполненный. Отяжелев, гриб покатился с листа. Изловчившись, Никита поймал его в туесок и, закрыв берестяную крышку, с мстительным удовольствием принялся жевать строптивое яблоко.