Екатерина Лунная - Чертова свадьба! или Месть по-ведьмински

– Нас разделили сразу. Меня избивали, пытались что-то узнать, но я ведь ничего такого и не знала, но все равно молчала, и меня продолжали мучить. Я… Это было долго, и больно…

Леся вертела в руках кинжал, который подобрала около трупа. Он задумчиво разглядывала его и рассказывала другу о том, что произошло. Как обращались с самой Лесей, как ей было плохо, как болит все ее тело сейчас и как болит душа. О том, как погибла Зоя, она тоже поведала, во всех подробностях.

Остальные продолжали спорить о судьбе Лиз, но эти двое – сама колдунья и Леся, они уже все знали. И Марат. Он молча слушал и не двигался.

Никто не обратил на нее внимания, на сельскую девку, которая плачется другу о своих великих бедах.

Никто не подумал, что Леся может так поступить; что Марат позволит этому случиться.

Прервав свой исполненный страданий рассказ, она села на корточки рядом с Лиз, заглянула ей в глаза.

– Ты – сука, – с ненавистью буквально выплюнула девушка. И неумело, с размахом всадила ей в грудь кинжал. Лезвие вошло криво, проскользнуло по ребру, но несмотря ни на что, достигло своей цели.

Леся со всхлипом завалилась назад, рухнула на копчик, не почувствовав боли, и завыла-закричала; ее разодранная душа ныла как застуженный зуб, страдала, адски болела.

На шум обернулись остальные – и остолбенели.

Марат все продолжал сверлить взглядом исходящую кровью колдунью до ее последнего вздоха, а потом вздохнул – поддел мохнатой башкой Лесину руку. Девушка обняла зверя и зарыдала еще пуще, омывая слезами свои потери.

Так, незаметно для большинства, в один час из жизни ушли сразу две могущественные ведьмы: самая старая и самая юная.

Через несколько минут замок странно зашумел: послышались зычные крики, приказы. Неподалеку один из этих голосов сорвался на болезненный стон, который тянулся, тянулся и вдруг оборвался, резко.

Потом распахнулась дверь.

– Именем Господа…

15. Все на свои места

Такая погода больше пристала зиме – ранней и легкомысленной, но все же. Пушистый мягкий снег кружился в порывах ветра, словно сказочные феи на стрекозиных крыльях; пушистые облака рисовали округлые сюжеты на ярком небесном полотне. И пронизывающий холод, он щекотал каждую клеточку, каждый волосок на теле, заставляя содрогаться, но никто и не подумал зайти в тепло…

Двор за несколько часов привели в порядок слуги. Они безоговорочно приняли новую хозяйку, тем более что бумаги на владение землей Ариадне выправят не позднее, чем через месяц – это постарался Гордан. В его документах нашлось и соответствующее завещание, и личная грамота Ариадны о’Шеннел – приемной дочери лорда о’Шеннела.

К счастью ли, к горю, но подсчитывать и прибирать трупы пришлось именно Ариадне. Из шести церковников, пришедших с отцом Константином, выжил только один – Кварт. От гвардии Лиз не осталось никого: пришедшие с подмогой инквизиторы вычистили весь замок от этой заразы. Тела своих братьев церковники уложили в отдельную повозку, чтобы доставить их в Обитель и провести надлежащие погребальные обряды, и через день откланялись, заповедовав хозяйке жить по законам Божьим и оставить колдовство. Ну, или совесть иметь – хотя бы не заниматься им привселюдно.

В тот же день исчезли иномирцы – разом, попрощался за всех один Степан. Он выразил следующую надежду на встречу столь неубедительным тоном, что Ариадна поняла: больше она ни с кем из них не встретится. И возблагодарила всех богов и небожителей.

То, что осталось от ведьминых воинов, включая ее саму, достаточно быстро сожгли во избежание повторения той истории с мертвяками, с ними лишь чудом удалось справиться Герасиму.

Сам седой менестрель, и так глубокий старик, со смертью внучки сделался совсем дряхлым. Горе старит – и не щадит никого, сколь бы великой ни была колдовская сила.

Герасим долго не давал провести похороны, ругался, дрался и кричал. Никому не удавалось его успокоить, лишь на пятый или шестой день он вышел, измученный, изнуренный длительным бдением и болью.

– Готовьте землю, – хрипло бросил он Марату, который караулил старика у выделенной ему опочивальни. Случившаяся рядом Леся не сдержала слез – бросилась на шею Герасиму, стиснув его в объятиях; так люди пытаются найти какой-то якорь, маяк, спасительный круг – что-то, что могло бы помочь сохранить рассудок в беспорядочном вертепе, в который превратилась жизнь

– Полно, девочка, – сдавленным голосом прошептал старик, гладя Лесю по спине. – Надо идти дальше.

И погода подкинула снег, и холод, и горстка людей, собравшаяся в это утро на семейном кладбище о’Шеннел все оборачивались назад, на склеп, где несколько дней назад упокоился старый лорд. Эта же девочка была никому не знакома, кроме пяти людей оставшихся в замке – Ариадны с Маратом, а еще Леси, Герасима и рыжего Эрика. Бабы только шептались, мол, совсем ребенок, да как же несправедливо, и послал же бог испытания… и тут же перескакивали на собственных детей.

Этот отвлеченный шепоток заставлял Лесю дергаться, она хотела повернуться и наорать на всех этих посторонних людей, пинками и кулаками прогнать их, но старый менестрель крепко прижимал ее к своему боку – так девушка на время успокаивалась.

Обряд провел местный церковник, быстро, буднично, равнодушно.

Вскоре за оградкой вырос неказистый холмик с памятником в изголовье, и комья смерзшейся земли скатывались, когда к нему подходили попрощаться с маленькой девочкой.

Памятник мастерил Эрик: на нем Зоя танцевала, радостно и живо.

«И душа её стала птицей…».

– Ты собираешься?

Ариадна застала своего несостоявшегося мужа за упихиванием в небольшой мешок разного барахла, сваленного на кровати: от охотничьего ножа до запасных портков. Марат понял голову на голос, мотнув отросшей шевелюрой.

– Да, мне пора.

– Куда ты пойдешь? – поинтересовалась она, присаживаясь рядом с набором мисок. – Вернешься в тот поселок?

– Пока не знаю. Надо проводить Лесю до дома, забрать там свои вещи.

– А потом?

– Думал еще родителей повидать…

Оборотень пожал плечами, не отвлекаясь от своего занятия. Вот исчезла в недрах мешка запасная одежда, кулек с лекарскими пузырьками и травами на все случаи жизни, посуда…

– Такое впечатление, что ты не собираешься возвращаться, – снова намекнула Ариадна, подавая скатанное в плотный рулон одеяло – его Марат привязал к затянутой горловине пухлого мешка.

– Я пока не знаю, стоит ли… – после короткой паузы откликнулся оборотень.

– Что стоит?

– Возвращаться.

– Стоит ли возвращаться – ко мне, да? – голос Ариадны не выдавал гаммы чувств, ее обуревавших: отчаяния, даже злости и ярости. Девушка вела разговор спокойно, но знала, что грань близка.